Она подняла ко мне свое лицо. Ее слова задели в моем сердце струну, которая пела странную музыку, такую сладостную, что я, честно говоря, покраснел, обнаружив, что она созвучна моим мыслям. Я говорил, что она красива? Это ни в малейшей степени не дает представления о ней. С ее чистой прекрасной кожей, глазами, подобными бархатной восточной ночи, и трепетными губами, находившимися так близко от меня, — она была самым соблазнительным и прелестным существом из тех, что я когда-либо видел. В тот наэлектризованный момент мое сердце могло понимать и сочувствовать людям, которые променяли свою честь, страну — все, что имели, — на один женский поцелуй.
— Я позабочусь о вашей безопасности, — твердо сказал я, хотя и не совсем своим голосом. — Говорить о рабстве здесь, в Англии, — совершенный абсурд. Вы свободны в своих действиях, иначе вас бы не было здесь. Доктор Фу Манчи не может контролировать ваши действия.
— Ах! — воскликнула она, с презрением откинув назад голову и освободив облако мягких шелковистых волос, на которых сверкал украшенный драгоценностями головной убор. — Нет, не может? Вы знаете, что это такое — быть рабыней? Здесь, в вашей свободной Англии, вы знаете, что это такое — налет, путешествие через пустыню, хлысты погонщиков, дом работорговца, позор?! Эх вы!
Как прекрасна была она в своем возмущении!
— Может быть, вы воображаете, что с рабством покончено? Вы не верите, что сегодня — сегодня! — за двадцать пять соверенов можно купить темнокожую девушку, а, — шепотом, — за двести пятьдесят — белую? Нет рабства! Так-то вот! Тогда кто же я?
Она распахнула плащ, и я буквально не поверил своим глазам, думая, что сплю. Она была одета в тонкий прозрачный шелк, который подчеркивал совершенство линий ее тонкой фигуры, на ней был украшенный драгоценностями пояс и восточные украшения. Это была фигура, подходящая для садов Стамбула, потрясающая, непонятно как попавшая в прозаическую обстановку моего жилища.
— Сегодня вечером я не успела переодеться в английскую мисс, — сказала она, быстро закутываясь в свой плащ. — Вы видите меня такой, какая я есть.
Ее одежды испускали слабый аромат, и это напоминало мне о другой нашей встрече. Я взглянул в ее вызывающие глаза.
— Ваша просьба — всего лишь притворство, — сказал я. — Почему вы храните тайны этого человека, которые несут смерть многим другим?
— Смерть! Я видела, как моя родная сестра умерла в пустыне от лихорадки, видела, как ее бросили, как падаль, в яму, вырытую в песке. Я видела, как бичевали людей, пока они не молили о смерти, как о милости. Я сама узнала вкус плетей. Смерть! Подумаешь, смерть!
Я был шокирован. Теперь, когда она опять была закутана в плащ и разве что легкий акцент выдавал в ней не англичанку, мне было страшно слышать такие слова от девушки, которая, если не считать ее уникальной экзотической красоты, могла бы сойти за цивилизованную европейскую молодую леди.
— Тогда докажите, что вы действительно хотите бросить служить этому человеку. Скажите мне, почему погибли Строцца и китаец, — потребовал я.
Она пожала плечами.
— Этого я не знаю. Но если вы меня увезете, — она нервно вцепилась в меня, — так, чтобы я была беспомощна, заприте меня, чтобы я не убежала, бейте меня, если хотите, — и я расскажу вам все, что знаю. Пока он мой хозяин, я не предам его. Оторвите меня от него — силой, понимаете, силой, и вы снимете с моих уст печать молчания. Ах! Вы и ваши «власти» ничего не понимаете. Ваша полиция! Я сказала достаточно.
Часы за пустырем начали бить. Девушка вздрогнула и опять положила руки мне на плечи. В ее загнутых черных ресницах блестели слезы.
— Вы не понимаете, — прошептала она. — О, неужели вы никогда не поймете и не освободите меня от него! Я должна идти. Я уже и так задержалась. Слушайте. Уходите отсюда немедленно. Будьте где угодно — в отеле, где хотите, но не оставайтесь здесь.
— А Найланд Смит?
— Что он мне, это Найланд Смит? Ах, почему вы не хотите снять печать молчания с моих уст? Вы в опасности, слышите, в опасности! Уходите отсюда! — Она сняла руки с моих плеч и выбежала из комнаты. У открытой двери она обернулась и страстно топнула ногой.
— У вас есть руки, а в руках — оружие, — воскликнула она, — и все же вы отпускаете меня. Берегитесь, бегите отсюда. — Голос ее оборвался, и я услышал нечто, похожее на рыдание.
Я не двинулся с места, чтобы остановить ее — прекрасную сообщницу Фу Манчи. Я слышал, как ее легкие шаги прозвучали по ступенькам, как она открыла и закрыла дверь — дверь, от которой у Фу Манчи был ключ. Я все стоял, не двигаясь, даже когда в двери заскрежетал ключ и бегом в мою комнату поднялся Найланд Смит.
— Ты видел ее? — начал я.
Но по его лицу было видно, что нет, и я быстро рассказал ему о странной посетительнице, о ее словах и ее предупреждении.
— Как она могла пройти через весь Лондон в таком костюме? — воскликнул я, ничего не понимая. — Откуда она пришла?
Смит пожал плечами и начал набивать крупно нарезанную табачную смесь в знакомую вересковую трубку.