Зловещее поручение

— Крепкий, — сказал он удовлетворенно. — Очень крепкий. Мне это подходит. Я дам ему воды. Никто еще не смог долго выдержать воду. Это будет очень забавно. Вы сами будете удивлены. Мне нужен какой–либо ковш или ведро. Или просто жестянка.

— Возле двери снаружи валяется старое ведро. А на кухне есть кран.

— О’кей. Еще мне нужен кусок шнура. Впрочем, вот этого хватит. Отлично. Он ужасно хочет воды. И он будет ее иметь.

Голвейда направился за ведром.

Равалло тем временем начал приходить в себя.

Я сказал ему:

— Голвейда собирается применить к вашей персоне одну водную процедуру. Вы представляете себе, что это такое? Возможно, вы не сталкивались с этим на практике. Не знаю. Попытаюсь объяснить. Он подвесит над вашей головой качающееся ведро с водой. Через маленькое отверстие в дне ведра вода будет методично капать вам на голову. Но не в одну точку и нерегулярно благодаря небольшому покачиванию ведра. Еще не было случая, чтобы кто–либо выдержал это капанье на голову сколько–нибудь долго. Вы вынуждены будете заговорить. Так почему же не сделать это сейчас?

Равалло поднял на меня свои сверкающие недобрым огоньком глаза и сказал:

— Ко всем чертям вас и вашу проклятую страну!

Я пожал плечами.

— Что ж, вы получите то, что вам положено.

Вернулся Голвейда с ведром. Он поставил ведро на пол и закурил сигарету, с интересом разглядывая Равалло.

— Действуйте, Эрни, — сказал я. — Он должен заговорить. А у меня возникла одна мысль, и я хочу ее проверить. Если он придет к выводу, что для его самочувствия будет лучше и полезнее заговорить, то внимательно слушайте его рассказ. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

— Это меня устраивает. Я займусь им основательно. Положитесь на Голвейду. Парень залепечет очень скоро и болтать будет так, что его не остановишь.

Он начал снимать пиджак.

Я вышел из коттеджа, обошел его вокруг и двинулся по знакомым погрузившимся в полную темноту улицам и переулкам к служебному входу в кинотеатр.

Была чудная теплая ночь. Легкий бриз приятно освежал лицо, и я шел, раздумывая над тем, как хороша была бы жизнь, если бы не было этой мировой войны со всеми ее ужасами и страданиями, со всеми этими отвратительными типами вроде тетушки, Равалло и прочими крысами.

Вскоре мои мысли сосредоточились на Джанине. По–видимому, размышлял я, Джанина ими уже раскрыта. Как это ни печально, но нужно было считаться с этим фактом. Группа тетушки — Бетины полагает, что Джанина имела какой–то деловой контакт с Сэмми и, возможно, установила такой контакт со мной. Они видели ее с Сэмми и знают о моих встречах с ней. Следовательно, они будут стараться заставить ее говорить. И примерно тем же способом, каким мы пробуем превратить в болтливого парня Равалло. Они постараются выудить у нее все о Сэмми и обо мне, и тот факт, что она очень мало знала о делах Сэмми и ничего не знала о моих делах, вряд ли сколько–нибудь может облегчить ее участь.

Невольно Джанина подыграла им. На столе она оставила почтовую открытку с фотографией Мавританского замка, и еще хуже то, что, по–видимому, она оставила железнодорожный справочник открытым на странице с названием станции Чипингфилд. Все это было наиболее вероятным, хотя и не исключало особую слежку за ней. Так или иначе, им не трудно было догадаться о ее намерении установить контакт с мисс Кэрью. Но они успели опередить ее в этом. На сцену снова вышел Равалло. Он выдал себя за Сэмми, когда позвонил мисс Кэрью и сказал, что некая Джанина вскоре посетит ее, что нужно сделать то–то и то–то и ни в коем случае не говорить ей о том, что звонил сам Сэмми.

Итак, следовательно, Джанине, несомненно, было сказано, что она должна направиться в определенное место, и, скорее всего, она туда и направилась, не подозревая о западне.

Собственно, это и было главной причиной того, что по отношению к Равалло я решил не останавливаться ни перед чем. Голвейда должен был довести свое дело до конца.

Тем временем я свернул в узкий проход, который вел прямо к служебному входу в кинотеатр. Двигаясь в тени заборов и деревьев, я прошел мимо нужных мне дверей и внимательно осмотрел ближайшую аллейку. Все было тихо, и ни одной живой души не видно. Я вернулся к служебному входу. Освещавшая его лампочка была включена, а сама дверь помещалась в небольшой нише в стене, что делало человека, прижавшегося к ней, почти невидимым со стороны улицы.

Я прислушался. Из помещения не доносилось ни звука. По всей вероятности, там было пусто. Вряд ли уборкой занимались в этот час. Все же в течение нескольких минут я прислушивался и лишь затем принялся за дверь. Это была двойная дверь со старомодным замком, поддавшимся моим усилиям почти без звука.