— Свяжите его, — повторил я, — и используйте его носовой платок как кляп, если понадобится. Шум не очень желателен. Обыщите его.
Бельгиец усмехнулся.
— Разумеется, — сказал он и принялся за Равалло. С большим искусством он связал ему кисти рук и лодыжки.
Сунув пистолет в карман, я осмотрел при помощи фонарика соседние помещения. В одном из них я нашел деревянный ящик и притащил его в комнату с высоким окном.
Глядя на Равалло, я чувствовал на себе косой и внимательный взгляд Голвейды. Несомненно, он пытался догадаться, далеко ли я собирался зайти. Собирался ли я действительно заняться делом и поручить ему,
Голвейде, добыть информацию у этого немца или просто занимался блефом.
Нет, я не блефовал. Этот вопрос мною уже был решен. Я видел, и вполне достаточно, то, что немцы и японцы проделывают с людьми, чтобы беспокоиться о том, чтобы не повредить как–нибудь их агента, добывая у него нужную информацию. И я прекрасно знал, что проделал бы со мной этот немец, если бы был на моем месте.
Все эти соображения меня мало занимали и беспокоили. Для меня был важен вопрос о том, много или мало знал этот немец, насколько значительна роль, которую он играл во всем этом деле. Я уверен был, что эта роль немаловажна. Помимо того что он безусловно был участником допроса и убийства Сэмми, что дало ему возможность выдать себя за Сэмми в беседе с мисс Кэрью, помимо этого он несомненно являлся имитатором моего собственного голоса. Кто же, как не он, телефонировал Элисон Фредерикс на квартиру миссис Вейл и от моего имени предложил ей прибыть на Намюр–стрит? Элисон ни за что на свете не отправилась бы туда, если бы не была уверена в том, что с нею разговаривал именно я. Если бы у нее возникли какие–либо сомнения, она непременно позвонила бы мне. Но она этого не сделала. Она была убеждена, что с ней говорю я. На деле же с ней говорил Равалло.
Если все это было так, а иначе и быть не могло, то, следовательно, Равалло где–то слышал мой голос. Где же? Единственным таким местом, по–видимому, могла быть квартира Маринет, где состоялась злополучная вечеринка.
Вероятно также, что он был одним из двух мужчин, которые пробрались в комнату Сэмми, находившегося в одурманенном состоянии, произвели обыск и утащили его для допроса и расправы в какое–то другое место.
Так или иначе, это был активный участник банды тетушки — Бетины, убежденный сотрудник гиммлеровской разведслужбы.
В его деятельности была еще одна сторона, и притом весьма важная. Он был актером эстрадного плана, свободно передвигающимся по всей стране, без препятствий выступающим в кинотеатрах, мюзик–холлах, провинциальных театрах, и его появление в закрытых зонах, запретных во время войны местах ни в ком не могло вызвать какие–либо подозрения. Положение для информатора просто идеальное.
Большой удачей, прямо–таки счастьем, можно было, пожалуй, считать то обстоятельство, что ни тетушка, ни кто–либо другой, по–видимому, не заметили моего присутствия в Воллинге. Это значит, помимо прочего, что Равалло мог быть не особенно осторожным в последнее время.
Это следовало проверить, когда Голвейда приступит к его допросу.
Тетушка и Бетина теряют сегодня своего крупного сотрудника. Они могут создать немалую угрозу Фриби. Не пытается ли он в данный момент установить со мной контакт? Не пытается ли наша Бетина Вейл заманить его в какую–либо западню?
В считанные секунды все эти мысли пронеслись в моей голове, пока я стоял и смотрел на немца, а Голвейда настороженно поглядывал на меня.
— Садитесь на ящик, Равалло, — сказал я.
Он спокойно уселся на указанное место с видом полного безразличия ко всему происходившему. Казалось даже, что он надеется на что–то непредвиденное.
Эрни Голвейда стоял у грязного камина, прислонившись к его полуразрушенной облицовке, и спокойно курил, наблюдая за выражением лица гитлеровца.
Я также закурил сигарету и, стоя перед Равалло, начал: