Зловещее поручение

Калейдоскопические картины ночной пирушки, смутно запечатлевшиеся где-то в глубине сознания, хаотически повисли между мной и потолком. На некоторых из этих весьма неясно вырисовывавшихся картин мелькали два лица. Одно из них определенно принадлежало Сэмми, а вот другое… Кому же принадлежало оно?.. Одно не подлежало сомнению: то была весьма и весьма привлекательная женщина. Но очертания ее прекрасного лица были слишком расплывчаты для того, чтобы я мог ее узнать… Впрочем, я не особенно и стремился это сделать, чувствуя себя весьма скверно после ночного гулянья. Мне вообще не хотелось ни о чем думать или что-либо делать.

Я вовсе не принадлежу к тому сорту людей, которые, будучи выбиты войной из привычной колеи, пытаются заглушить вином свою досаду, раздражение, скуку. Конечно, нет. Но человек, который, подобно мне, постоянно и притом в течение многих лет занят выслеживанием различных шаек гангстеров, бандитов, а теперь, в войну, и кое-кого посерьезней, такой человек, безусловно, имеет право на некоторую разрядку, на то, чтобы иногда ослабить постоянное напряжение своих сил и нервов. Иначе недолго вообще выбыть из строя.

Я лежал на спине и смотрел в потолок.

Непонятно почему, шея сзади ныла так, как будто я в течение целых суток перетаскивал железные балки. В глазах мелькали какие-то белесые пятна, а язык пересох, будто кто-то протер его наждачной бумагой. Чувствовал я себя преотвратительно.

Понемногу мои мысли сосредоточились на том, что так или иначе я должен подняться. После некоторых усилий это мне удалось, и, сидя на краю кровати, я взглянул на беспорядок, царивший в комнате.

Одежда моя валялась повсюду. Мягкая черная шляпа оказалась наброшенной на бронзовый бюст Наполеона, стоявший на камине.

В такой обстановке оставалось только одно, что можно предпринять. Собравшись с силами, я встал на ноги, разыскал брюки и ощупал левый карман. Дело в том, что я обладаю укоренившейся издавна привычкой. Как бы я ни был пьян, я всегда прихватываю с собой пинту виски на похмелье. И на этот раз фляжка была на месте, и притом полная. Немедля откупорив ее, я сделал несколько затяжных глотков. Это несколько передернуло мой бедный организм, но зато я почувствовал себя много лучше.

Усевшись вновь на кровать, я попытался обдумать положение. Прежде всего я принялся припоминать детали ночной пирушки. В ту компанию я явился, надеясь на нечто весьма важное. Сэмми действительно намеревался кое-что предпринять. Вместо этого я нашел его настолько окосевшим, что и речи не могло быть о каком-либо деле. Что ж, я присоединился к общему веселью и также слегка выпил.

Там, в этой компании, была девушка. Даже, кажется, две девушки. Но одна-то уж несомненно. Ее облик представлялся мне крайне смутно. Помню, что я разговаривал с ней, шутил, что произвела она на меня весьма приятное впечатление, но представить себе, как она выглядела, я не мог. Не мог я припомнить и такого обстоятельства – была эта девушка с Сэмми или нет? Когда же мои воспоминания сосредоточивались на Сэмми, меня не покидала странная мысль о том, что Сэмми, казалось, не желал разговаривать со мной. Где-то в глубине моей бедной головы гнездилось смутное воспоминание, что раза два я пытался кое-что выяснить у него, но он умело и решительно уклонялся от всяких разговоров со мной. Более того, в той компании он всем своим поведением подчеркивал, что я для него совершенно постороннее лицо. Все это весьма необычно и в высшей степени странно.

Заметив на туалетном столике свои часы, я вновь поднялся с кровати и взглянул на циферблат. Было шесть часов чудесного летнего вечера.

Я распахнул одно. Где-то гудели моторы бомбардировщиков, тяжело и глухо ухнула сброшенная бомба, трещали зенитки.

Я подумал о Старике и вспомнил, что вчера, как только вышел на берег, тотчас же позвонил ему. Все, что я смог выудить у него, это что я должен как можно скорее повидать Сэмми и как можно подальше держаться от него, от Старика. Казалось, Старик намекал на что-то еще. Но на что именно?

Постепенно я начал чувствовать себя немного лучше. Отправившись в ванную, я принял сперва горячий, потом холодный душ и почувствовал себя еще лучше. Позвонив вниз и попросив принести крепкого черного кофе, я побрился, умылся и подобрал чистую одежду. Одевался я довольно тщательно, так как чувствовал, что после прошедшей ночи мне следовало сделать кое-что для восстановления моего реноме. Конечно, во время войны каждый понемножку выпивает, но, кажется, лично я выпил вполне достаточно для того, чтобы в проглоченном мною вине смогли свободно плавать две яхты.

Я все еще чувствовал небольшое головокружение, но от виски пока решил воздержаться.