Злой гений Нью-Йорка

Понедельник 25-го апреля стал началом конца. Мы условились поужинать с Маркхэмом, но едва сели за стол, как он рассказал нам о своем телефонном разговоре с Дилларом:

— Он очень просил меня заехать к нему именно сегодня вечером и при этом весьма настаивал на встрече. Он особо подчеркнул, что Арнессона не будет дома весь вечер и что подобная возможность нам вряд ли представится впредь, поскольку может быть слишком поздно. Я спросил, что все это значит, но он отказался от объяснений и настоятельно просил приехать после ужина.

Вэнс слушал все это с глубочайшим интересом:

— Мы обязаны поехать, Маркхэм. Я ждал подобного звонка или чего-то в этом роде. Возможно, мы наконец узнаем правду.

— Правду о чем?

— Виновен Парди или нет.

В половине девятого вечера мы позвонили в дверь дома Диллара, и Пайн проводил нас прямо в библиотеку.

Профессор встретил нас сдержанно.

— Хорошо, что вы приехали, Маркхэм, — сказал он, не вставая. — Садитесь в кресло, курите сигары. Я хотел бы побеседовать с вами, но разговор будет долгим. Мне очень тяжело…

Он умолк и принялся набивать трубку. Мы сидели и терпеливо ждали.

— Не знаю даже, с чего и начать, поскольку предмет разговора касается не физических явлений, а невидимого человеческого сознания. Я всю неделю боролся с неясными мыслями, неустанно одолевавшими меня, и я не вижу другого способа избавиться от них, кроме как поговорить с вами. Я предпочел бы поведать их вам в отсутствие Сигурда. Поскольку сегодня он отправился на «Борьбу за престол» Ибсена — кстати, его любимую пьесу, — я и воспользовался возможностью пригласить вас сюда.

— Чего же эти ваши мысли касаются? — спросил Маркхэм.

— Так, ничего особенного. Я уже сказал, что они очень неясные, но тем не менее досаждают мне все больше и больше. Досаждают настолько, — добавил он, — что я решил отправить Белль к родственникам. Разумеется, ей столько пришлось пережить, но главная причина в том, что меня терзают какие-то странные сомнения.

— Сомнения? — подался вперед Маркхэм. — Какие сомнения?

— Позвольте мне ответить вопросом на вопрос, — через некоторое время произнес Диллар. — Вы полностью удовлетворены тем, что ситуация с Парди сложилась именно так?

— То есть действительно ли он покончил с собой?

— Да, это и его предположительная виновность.

Маркхэм задумчиво откинулся на спинку кресла.

— А разве вы не полностью удовлетворены? — спросил он.

— Я не могу ответить на этот вопрос. — В голосе профессора послышались резкие нотки. — А вы не имеете права мне его задавать. Я просто хотел быть уверен, что власти, обладая всеми аргументами и свидетельствами, убеждены в том, что это ужасное дело закрыто.

Его лицо сделалось очень печальным.

— Если бы я знал, что это свершившийся факт, я бы избавился от смутных опасений, денно и нощно терзавших меня всю неделю.

— А если бы я сказал, что недоволен результатами?

На лице профессора изобразилось уныние.

— Самое трудное в этом мире, — произнес он, — это знать, в чем состоит твой долг, ибо он есть порождение разума, а эмоции всегда вмешиваются и вносят разброд в твердые намерения. Возможно, я зря пригласил вас сюда, поскольку обладаю только неясными подозрениями и зыбкими теориями. Однако есть вероятность, что мое внутреннее беспокойство основано на каком-то скрытом исходном пункте, о существовании которого я и не подозревал. Вы понимаете, о чем я?

Как бы пространно он ни изъяснялся, было ясно, что его и в самом деле гнетет нечто страшное. Поэтому Маркхэм сочувственно кивнул.

— Нет ровным счетом никаких причин сомневаться в заключении судмедэксперта, — объявил он нарочито официальным тоном. — Я понимаю, что схожесть этих трагедий могла привести к многочисленным сомнениям и опасениям. Я полагаю, что у вас не должно быть никаких оснований для тревоги.

— Искренне надеюсь, что вы правы, — пробормотал профессор, но было ясно, что он не удовлетворен. — Предположим, Маркхэм… Да, похоже, что вы правы.

Пока профессор занимался словоблудием, Вэнс спокойно курил, однако слушал его чрезвычайно внимательно. Теперь он задал Диллару вопрос:

— Скажите, профессор, могла ли какая-нибудь мелочь послужить основанием для вашего беспокойства?

— Нет, — последовал быстрый и резкий ответ, — я просто размышлял, анализируя все возможные повороты. Я не был бы настроен оптимистически без каких-либо оснований. Чистая логика хороша там, где она не касается вас лично. Но, если речь идет о личной безопасности, несовершенному человеческому уму требуются зримые свидетельства.

— Да-да, — согласился Вэнс, и я увидел, как между ними мелькнула искра понимания.

Маркхэм встал, чтобы попрощаться, но профессор уговорил его побыть еще немного.

— Скоро вернется Сигурд, он обрадуется вашему приходу. Я уже сказал, он на «Борьбе за престол», но он сразу после пьесы поедет домой. Кстати, мистер Вэнс, он говорил мне, что вы вчера вместе ходили на «Призраков». Вы разделяете его восторженное отношение к Ибсену?