Злой дух Ямбуя

Пытаюсь уяснить себе, откуда взялся такой свирепый зверь. Ведь у медведя очень сильно развит инстинкт страха перед человеком, панический страх. Мои многочисленные встречи в течение нескольких десятков лет с хозяином тайги убедили меня в этом. Медведь не мог ошибиться, принять меня за четвероногого зверя. Чутье его никогда не подводит. Тогда чем же объяснить его поведение?

Все это более чем странно и загадочно. Я, пожалуй, назвал бы сумасшедшим того, кто рассказал бы мне ночную историю нападения медведя на человека в ловушке.Просто это какой-то исключительный случай, и надо в нем разобраться.

У медведя в тайге нет врагов,кроме человека. Обитатели леса давно признали его за самого сильного. Еще бы! У него на вооружении такая клыкастая пасть, такие когти, что никому неохота испытывать их на себе. Его приземистость, я имею в виду короткие ноги, и кажущаяся неуклюжесть не мешают ему быть ловким и быстрым в нападении.

В местах, где его не беспокоят люди, он действительно владыка лесов. Ни один зверь не рискнет пойти его тропою, приблизиться к нему и оказать сопротивление, попав в его могучие лапы. А его запах, кстати сказать отвратительный, способен парализовать любого противника.

Среди таежных зверей медведица считается самой свирепой матерью.От кого же ей приходится защищать своих малышей?Как ни странно, злейшие враги потомства косолапых- взрослые медведи-самцы.Видимо, природа, создавая такого сильного, злобного и всеядного зверя, побоялась, что он очень расплодится и произведет опустошение среди животного мира, вот и наградила его, казалось бы, нелепым пристрастием пожирать свое потомство. Защищая малышей, медведица бесстрашно вступает в поединок. Схватка медведей- чудовищное зрелище. Заканчивается она обычно гибелью одного из дерущихся, чаще самки.

А что будет с медведицей, если она, прибежав на помощь малышам, увидит человека? Казалось бы, и тут это бесстрашное существо должно было остаться верным себе. Но этого никогда не бывает. Медведица постарается незаметно скрыться с глаз. Она не уйдет далеко от детей, но и не осмелится нападать. Страх перед человеком парализует даже материнский инстинкт.

Что же тогда заставило этого медведя напасть на человека? У него ведь было совершенно откровенное намерение поужинать мною. Может быть, это пещерный медведь, более свирепый хищник, сохранившийся на Ямбуе с древнейших времен?

Опять устраиваюсь у огня.Достаю из кармана недоеденный вечером кусок лепешки, поджариваю его на углях, откусываю маленькие дольки. Как это чертовски вкусно! А ведь стоит жить, если даже сухая корка хлеба кажется деликатесом! В ней скрыта чудодейственная сила жизни.

Продолжаю размышлять, сидя у костра. Нет, Елизар не мог попасть на равнину, иначе я увидел бы его след. Кто же стрелял? Или это обман слуха? Возможно, я слышал треск падающего дерева. И тут опять возникает передо мною озлобленный Илья, брошенные им на явную смерть в прошлом году люди… Я, кажется, начинаю склоняться к мнению Павла, что он убил Елизара. Но куда же девались остальные пропавшие люди?

Дождаться бы Загрю, что-то долго не слышно его лая. А что, если этот медвед — шатун, и, разделавшись с собакой, он заявится сюда? Успею ли я разрядить в него ружье? Эта мысль потрясает меня, как открытие. Действительно, как же это я еще в ловушке не догадался, что это шатун!

Два года назад осенью не вышло из тайги подразделение геодезистов. Спускаясь на лодках по реке Угояну, они запоздали, и их захватила шуга. Плыть было опасно, пришлось оборвать путь, выгрузиться на берег. У людей не было ни зимнего снаряжения, ни продовольствия. Они вынуждены были ждать помощи, не имея возможности сообщить в штаб о своем бедственном положении.

Когда же легла зима и стало ясно, что группа геодезистов где-то застряла, организовали поиски на самолете. Скоро потерпевших обнаружили на устье речки Уня, сбросили им все необходимое и обещали прислать нарты.

В это время я с проводником стариком Улукитканом возвращался по зимнему пути в жилые места, и мы случайно оказались недалеко от этой группы геодезистов. Решили заехать. Мы свернули с пути и на второй день вечером уже подъезжали к устью Уня. Оставалось всего километров пять, когда Улукиткан неожиданно остановил упряжку, отказался ехать дальше.

— На устье Уня всегда волки живут, можно оленя потерять, к ночи туда не пойду, — категорически заявил старик.

Уговорить его не удалось. Я помог ему поставить палатку, заготовить на ночь дров и пешком ушел к своим.

Помню, вечер был мягкий.До заката оставалось часа два. Легко шагаю по льду замерзшего Угояна. Река петлями вьется по равнине. За очередным поворотом показался конусообразный шалаш, сооруженный из длинных жердей, накрытый толстым слоем еловых веток и закованный в ледяной панцирь от основания метра на два. Тонкая струйка дыма убегала от шалаша в вечернюю синеву.

Возле шалаша стоял техник Смелов с банным веником и немилосердно хлестал по спине своего друга,инженера Узданова, изрядно обдавая его горячей мыльной водой.

— С легким паром! — крикнул я, незаметно подойдя к ним.