—Негодяи, каких парней убили!..— не может сдержаться Павел.— А вы говорите, медведь!
Я окончательно теряюсь! Не могли же Евтушенко и Петрик ранить медведя с одним и тем же исходом. Неужели на гольце живет банда? Но ведь на всем склоне нет следов пребывания тут людей, кроме нас!
—Идите сюда! — Павел раздвинул стланиковые кусты.
Я заглядываю через его плечо — и столбенею: на камне лежит человеческий череп, оскалом к нам, облитый ярким светом солнца. В пустых глазницах затаились тени. На лбу и на черепной коробке заметны борозды — следы зубов. Немного поодаль, под соседним камнем в трещине мы увидели порванный бумажник. Внутри были истлевшие бумажки, несколько монет и обманки для ловли хариусов. И там же у пня — пучок рыжих волос.
Я хорошо знаю Сергея Петрика. Мы много с ним бродили по тундре нашего севера, по тайге. Он был верным товарищем в трудных походах, в беде и весельчак в жизни. Кто мог подумать, что парень так нелепо закончит свою жизнь...
Мы опустили череп в щель между камнями, выложили над ним из обломков временный тур.
—А что делали тут беркуты? — спросил Павел.— Съестного ничего же здесь нет.
—Да, это странно.
Решили найти их следы. Я спустился к нижнему краю поляны. Заметил свежие клочья шерсти. Вот оно что!.. На камнях лежали остатки недоеденного ягненка снежного барана. Беркуты принесли его с гольца и здесь растерзали. Присматриваясь, я увидел разбросанные повсюду давнишние заячьи и лисьи кости; видимо, эта поляна служила многим хищникам местом их пиршеств. Но почему здесь оказались и останки Петрика?
Мы уходим вниз по тропке к ручью. Уходим, ещё больше озабоченные таинственной гибелью товарищей.
Тишина в кустарниках давит тяжестью, а шаги кажутся слишком шумными. Павел то и дело оглядывается. Да и у меня ощущение, будто кто-то предательски целится в меня сзади...
Скорее бы выбраться на марь!
Ниже того места, где был убит Евтушенко, мы нашли котелок. Это подтвердило, что и Петрик и Евтушенко, спускаясь с гольца за водою, нарывались на засаду.
Но каким образом котелок Петрика попал на лиственницу, пока что остается загадкой.
В мареве вечерней дымки растворялись болота, и на зеркальную гладь озер ложился тусклый свинцовый мрак надвигающейся ночи.
Неужели Павел прав, что где-то здесь, в глубоких складках Ямбуя, кто-то прячется, тщательно скрывая следы своего пребывания и ценою жизни других обеспечивает себе безопасность?! Ясно, что Елизар и эвенки тоже убиты.
Как назло, стало быстро темнеть. Во мраке тонут зыбуны, равнина. Звёзды стали ниже, ярче и теплее. Идем долго, с трудом переставляем уставшие ноги.
Наконец-то минуем последний перелесок. Проходим знакомую марь. И вдруг сквозь мрак ночи гостеприимно моргнул огонек — кто-то живой на стоянке.
Отпускаю Загрю. Он несётся через кочковатую марь, исчезает из глаз. До нас доносится незнакомый звон боталов. Мы приближаемся к нему. Боталы звенят дружнее. Вот и стадо пасущихся оленей. Увидев нас, животные перестают кормиться, настораживаются. В черноте с какой-то внезапностью возникает человеческая фигура. Мы останавливаемся, захваченные врасплох. Фигура молча надвигается на нас Что-то угрожающее в медлительных движениях, в небольшой сгорбленности, в крадущихся, бесшумных шагах.
Позади в тучах блеснула молния. В мелькнувшем свете я увидел... Илью, готового разрядить бердану. Я мгновенно отбросил предохранитель затвора, шагнул к нему. Наступила та самая страшная минута, когда ты не владеешь собой и достаточен малейший повод, чтобы палец потянул за гашетку.
—Не надо стрелять,— произнес Илья и с облегчением опустил бердану.
Я отвел в сторону ствол карабина. Снова затяжно моргнула молния, осветив на миг усталое лицо каюра. Вешаю на плечо ружье, и мы продолжаем стоять друг против друга в темноте.
Закапал крупный холодный дождь; и кажется, от него стало легче на душе. Павел закурил, предложил Илье папиросу. Он не взял, достал из-за пазухи трубку, пригубил, зажег спичку.
—Все люди сюда пришел.— Илья кивнул в сторону лагеря, откуда доносился лай чужой собачонки.— Моя с ними назад вернулся.— Он произнес это как-то просто, без злобы и длинно затянулся.
—Ты лучше скажи, где искать Елизара? — спросил я.
—Ямбуя ходи, назад нету! — ответил он и, чуточку подавшись ко мне, с жалобой в голосе добавил: — Моя худо ему не делай. Не делай худо, понимаешь! — И это было сказано так искренне, что нельзя было не поверить.
— Мы вчера нашли на гольце твою гильзу от берданы и свежие окурки. Кто был на этих днях на вершине? — спросил я как можно ласковее.
—Елизар. — Но ведь он не курил! — Окурки Елизара. Он потерял накомарник, брал у меня махорку и бумагу, чтобы курить, мошку дымом отгонять. И гильзу я давал, он свистел в нее, рябчиков подманивал... На Ямбуй я не был...
—На стоянке людно. У большого костра нас встретили печальные лица товарищей. Они узнали от Ильи, что случилось под Ямбуем с Елизаром. Мы здороваемся, стоим молча, будто виноваты.
Прибыло подразделение Георгия Цыбина: четверо геодезистов и два каюра. Павел уже трясет в своих объятиях Рыжего Степана — шутника и задиру, нашего общего любимца.