Киллиан устремился ко мне. Я отползла на середину кровати. Он перевернул меня на живот и пригвоздил к матрасу. Упершись коленом между моих бедер, он развел их в стороны, приподняв задницу, а затем схватил за запястья и сцепил их за спиной. Атласная лента заскользила вокруг запястий, пробуждая во мне дрожь. Килл переплел концы ленты и стал наматывать ее в другую сторону, чтобы надежно меня связать. Он действовал быстро и умело, затянул и завязал вторую петлю, чтобы я точно не смогла пошевелить руками.
– Так вот как ты научился и сумел связать нас одной рукой, – тяжело дыша, сказала я.
– Это называется вязка кабанчиком[32]. – Он потянул за созданное им произведение искусства. – Подними ноги.
Затем он обвязал мне ноги и соединил ленту между запястьями и лодыжками. Связал, как маленького поросенка, которого вот-вот поджарят на вертеле. Я засмеялась, тяжело дыша, отчасти потому, что была возбуждена, а отчасти потому, что было волнительно отпустить контроль. Матрас прогнулся, когда Киллиан отодвинулся, любуясь результатом своей работы. Мне было не видно выражение его лица, что только усиливало возбуждение.
– Стоило сначала меня раздеть, – с досадой простонала я, уткнувшись в простыню.
Мне так сильно хотелось избавиться от одежды, что казалось, будто она обжигает кожу.
Меня пугала сила собственного желания. Она была чуждой мне, всепоглощающей. Секс с Пакстоном приносил мне удовольствие, но я вполне могла без него обойтись. Но порочное, извращенное, внезапное желание, которое возникло вместе с Киллом, было новым и пугающим.
– Ты доверяешь мне, Персефона?
Его голос прозвучал так далеко, словно он был на другой планете.
– Да.
Я сама поразилась, как быстро и уверенно дала ему ответ. Сама не знала, почему доверяла ему, не знала даже, стоит ли ему доверять. Просто знала, что доверяю. Знала, что он никогда не причинит мне боль. Остановится, если все зайдет слишком далеко для меня.
Он встал с кровати и подошел к небольшому столу, стоящему напротив одного из окон. Я тянула шею, чтобы наблюдать за ним, лежа связанной на его кровати все в том же скромном платье учительницы. Киллиан выдвинул ящик и вернулся с ножом для писем. Все мое тело покрылось мурашками.
– Ты уверена в этом, Цветочница? – Он провел лезвием ножа по моей икре таким нежным, таким дразнящим жестом, что мне самой захотелось податься ему навстречу.
– Я не боюсь. – Я старалась, чтобы мой голос звучал так же невыразительно, как и его.
Я была старательно перевязана, как подарок – его подарок, – и хотела, чтобы он развернул меня и овладел мной.
– Почему? – В его голосе слышалось любопытство. Почти… надежда?
Нет. Не может быть.
Надежда – это тоже эмоция, а Киллу чужды эмоции.
– Потому что знаю, что ты никогда не причинишь мне боль.
– Какое оптимистичное предположение.
– Ты трижды спас мне жизнь и спасешь снова, – сказала я. – Вот это оптимистично. А я реалистична.
Дальше все произошло так быстро, что у меня закружилась голова. В одно мгновение я была в платье, а в следующее оно оказалось сорвано с меня одним точным взмахом канцелярского ножа. Килл оттянул ткань, чтобы она не прилегала к моему телу, и провел по ней лезвием до самых ягодиц. Платье упало на матрас подо мной, а муж принялся избавляться от моих трусиков, разрезав их с каждой стороны. Затем бросил нож обратно на столик.
Я извивалась, приподнимая задницу ему навстречу. Это было так дерзко, что я сама не узнавала себя в этом действии. Я была не из таких девушек. По крайней мере, я так считала. Но догадывалась, что внутри меня все это время дремала какая-то дикая часть. Просто я никогда не позволяла себе ее исследовать.
Киллиан остановился. На мгновение стало так тихо, что я задумалась, не вышел ли он из комнаты. Возможно, это было частью игры. Ожидание. Напряжение. Предвкушение.
– Твоя задница, – произнес он, наконец, отстраняясь от меня. – Она…
– А, это, – отшутилась я. – У меня очень чувствительная кожа. Уэльские корни и все такое.
– Я сделал это с тобой, – прохрипел он.
– Ерунда, – возразила я.
Так оно и было. Да, он отшлепал меня вчера ночью, но в этом не было ничего такого, о чем я не слышала от подруг или не видела в шоу на HBO. Черт, да родная мать в детстве шлепала меня сильнее. Тем более, я виляла перед ним задом, прося о большем.
Киллиан потянулся к лентам, и я почувствовала, как он развязывает их, освобождая меня.
– Не смей. – Я заговорила твердым, преподавательским тоном. – Мистер Фитцпатрик, ты не просил разрешения развязать меня. Ты не станешь этого делать, пока я сама не попрошу. Ясно?
Воздух был пропитан сексом, насыщен эндорфинами.
– Обычно я не вижусь с ними на следующее утро, – немногословно признался он. – Даже не задумывался, как это выглядит…
– Не смей рассказывать мне о своих шлюхах, когда мы в постели!