И теперь Эли прижимал девушку к машине и терпеливо ждал, пока сопротивление не замедлится, не ослабеет, не прекратится. Он стоял совершенно неподвижно и наслаждался снизошедшим на него умиротворением. Оно всегда посещало его именно в этот момент, когда свет (он сказал бы «жизнь», но это было не так: это ведь была не жизнь, а только нечто, притворявшееся жизнью) покидал их глаза. Момент спокойствия, когда к миру вернулась толика равновесия. Неестественное стало естественным.
А потом это мгновение миновало, и он оторвал затянутые в перчатки пальцы от шеи девушки, глядя, как ее тело сползает по деформированному капоту на бетон и синие волосы падают ей на лицо. Эли перекрестился, а ярко-красные царапины на его щеке сомкнулись и зажили, оставляя под высыхающей кровью только ровную гладкую кожу. Он присел, поднимая упавшие рядом с телом бутафорские очки. Когда он нацепил их на переносицу, зазвонил мобильник. Эли вытащил его из кармана.
– Служба героев, – ответил он на звонок. – Чем могу быть полезен?
Эли ожидал услышать ленивый смех Серены («герои» стало их личной шуткой), но голос в трубке оказался хриплым и несомненно мужским.
– Мистер Эвер? – спросил мужчина.
– Кто говорит?
– Миритское отделение полиции. Дейн. Нам сообщили о том, что сейчас происходит ограбление банка «Тайдингс Велл» на углу Пятой и Арбор.
Эли нахмурился:
– У меня есть своя работа. Не просите меня взять на себя еще и обязанности полиции. И откуда у вас этот номер? У нас была другая договоренность о связи.
– Ваша девушка. Она мне его дала.
Что-то взорвалось в отдалении, залив связь помехами.
– Хочу надеяться, что это что-то серьезное.
– Серьезное, – подтвердил полицейский Дейл. – Грабитель – ЭО.
Эли потер лоб:
– Разве у вас нет специальной тактики? Вас ведь должны где-то ей обучать. Не могу же я просто войти и…
– Проблема не в том, что это – ЭО, мистер Эвер.
– Тогда скажите, наконец, – процедил Эли сквозь зубы, – в чем проблема?
– Его опознали как Барри Линча. Вы… то есть он… он же должен быть мертв.
Наступила долгая пауза.
– Я еду, – бросил Эли. – Это все?
– Не совсем. Он скандалит. Требует конкретно вас. Нам его пристрелить?
Уже дошедший до своей машины Эли закрыл глаза.
– Нет. Не убивайте его, пока я не приеду.
Он отключился.
Открыв дверь, Эли сел за руль и нажал быстрый набор. Голос что-то начал говорить, но Эли его оборвал.
– У нас проблема. Барри вернулся.
– Я смотрю про это в новостях. Мне казалось, ты…
– Да, я его убил, Серена. Он был совершенно мертв.
– Тогда как?..
– Как он может грабить банк на углу Пятой и Арбор? – рявкнул Эли, заводя машину. – Как он вдруг оказался не мертвым? Хороший вопрос! И кто же мог воскресить Линча?
В трубке воцарилось долгое молчание, а потом Серена сказала:
– Ты сказал мне, что убил ее.
Эли стиснул руль:
– Я считал, что убил.
По крайней мере, он на это надеялся.
– Так же, как убил Барри?
– Насчет Барри я могу быть более уверен, чем насчет Сидни. Барри был определенно и безусловно мертв.
– Ты сказал, что догнал ее. Сказал, что прикончил…
– Поговорим позже, – бросил он. – Мне надо ехать убивать Барри Линча. Снова.
Серена позволила мобильнику выскользнуть из пальцев. Он упал на диван с тихим шлепком, а она снова повернулась к гостиничному телевизору, где все еще освещали ограбление. Хотя действие происходило внутри банка, а камеры остались за плотной границей из желтых лент, нынешнее событие вызывало немалый шум. Ведь о нем писали во всех газетах – об ограблении банка «Смит и Лодер» на прошлой неделе. Гражданин-герой вышел из перестрелки невредимым, а грабителя вынесли в мешке для трупов.
Так что неудивительно, что публика была в недоумении, обнаружив, что грабитель жив и достаточно здоров, чтобы ограбить другой банк. Его имя шло бегущей строкой в нижней части экрана: жирный шрифт объявлял: «Барри Линч жив Барри Линч жив Барри Линч жив…»
А это означало, что и Сидни жива. Серена не сомневалась в том, что это странное и пугающее деяние было каким-то образом сотворено ее сестрой.
Она сделала глоток чересчур горячего кофе и чуть поморщилась, когда он обжег ей горло, но не прекратила пить. Серена цеплялась за знание о том, что неодушевленные объекты ей неподвластны. У них не было разума и чувств. Она не могла приказать кофе не обжигать ее, не могла приказать ножам не наносить ей порезов. Люди, которые держали предметы, были в ее власти, но не сами предметы. Она сделала еще глоток, снова возвращаясь взглядом к экрану, правую половину которого теперь занимала фотография прежде мертвого ЭО.
Но зачем Сидни это сделала?