Зло, 100%

– Да. Она взрослая. Она бы стала тебе хорошей старшей сестрой. Они – добрая, работящая семья. Ты тоже от работы не бежишь, насколько я вижу. Ты с ними поладишь, если они согласятся тебя взять. Надеюсь, что согласятся, но ничего обещать я не могу.

– А если нет?

Эту мысль Сареф предпочитал не обдумывать. В глубине души он понимал, что первым вопросом Лейды будет, что им делать, если мародёры из той же банды узнают о Тоди. Это был бы очень законный вопрос. Сареф мог оказать на них давление, используя свою репутацию, но это было последним, что он бы стал применять против Лейды и Марси, да и против Бейш, которая стала равноправным голосом в семье.

– Тогда я что-нибудь придумаю, – ответил он.

Но как только Сареф сказал это, всплыла другая мысль. Он вдруг заподозрил, что Тоди сказала ему не всю правду. Он отклонился назад, заложил руки за голову и погрузился в раздумья. Пока он припоминал всё, что произошло с тех пор, как он вышел к жилищу поселенцев, Тоди заметила, что вода вскипела, насыпала туда чашку крупы и принялась мешать.

Сарефа беспокоило, что мародёры сходу убили поселенцев. Его также беспокоило, что девочка утверждала, что не знала никого в округе. Покинув Город три дня назад, он надеялся просто провести отпуск, держась в тени и наслаждаясь жареной дичью три раза в день. Снежный ком, который покатился, когда он нашёл останки Круда и Хельви, только что вырос выше дома, в котором он сидел. Имело ли только что совершённое убийство какое-то отношение к убийству Круда и Хельви?

– Сюда кто-нибудь вообще приходит? – небрежно спросил он Тоди.

Она вздрогнула, но было непонятно, от его ли вопроса или от капли кипятка, которая упала ей на руку.

– Торговцы солью приходят…

– А кроме торговцев солью?

Тоди замолчала. Чем дольше Сареф находился рядом с девочкой, чем больше говорил с ней, тем сильнее было у него чувство, что она была если не скрытная, то хитрая.

– Другие поселенцы приходят за мехами, шкурами и рогами, время от времени.

По изменению её голоса, позы и выражения лица, он сразу понял, что она поняла, что врать ему было бесполезно. Он имел дело с почти равной. От этой мысли волосы встали дыбом у него на затылке.

– Откуда? – спросил он.

– Я не знаю, господин. Они не говорят со мной, только с отцом. Не говорили.

– Где всё, что принадлежит тебе?

– Вот тут, на полке у меня над кроватью и в сундучке.

– У тебя есть игрушки?

– У меня есть кукла и волчок, господин.

– А теперь самый важный вопрос, – сказал Сареф. – Есть ли у тебя вещевой мешок, чтобы унести в нём твоё имущество?

– У отца есть тот, который он берёт на охоту. Брал.

Сарефа так же беспокоило, что Тоди не проронила ни единой слезы с утренних событий. Она говорила о своих родителях так, как если бы они всё ещё были живы, но сразу за тем поправляла себя, почти равнодушно. Он не понимал, была ли она всё ещё в состоянии шока от испуга, или просто не до конца понимала, что произошло. Но потом другая, странная мысль, посетила его, и он от неё нахмурился.

– Каша готова, – прервала его размышления Тоди. – Сколько ложек Вам положить, господин?

Она стащила горшок с конфорки и прикрыла её. Потом она поставила на стол две глиняные миски, положила две кленовые ложки и перенесла туда горшок.

– Я съем столько же, сколько и ты, – ответил Сареф. – А тебе следует съесть столько, сколько ты сможешь, в разумных пределах, потому что неизвестно, когда ты будешь есть в следующий раз.

– Почему, господин?

– Потому что нам надо уходить. Нельзя здесь оставаться. Другие мародёры рано или поздно хватятся тех, которые приходили сюда, и отправят поисковую группу. Если они найдут тебя, то возьмут в рабство или убьют из мести.

Она внимательно слушала, без тени испуга в глазах, и недавняя странная мысль снова посетила Сарефа. Тем временем Тоди положила по две ложки каши в каждую миску. Потом она бросила на Сарефа взгляд и добавила в его миску ещё ложку.

– Ну и хитроумная же мелюзга, – подумал он, вставая и перемещаясь за стол.

Тоди налила две глиняные кружки кипячёной воды из другого горшка. Она поставила их на стол и села есть.

– Вы скажете молитву, господин? – спросила она.

– Просто приступай к еде, – ответил он. – Я следую другой вере, не такой, как остальные.

Девочка вздохнула с сожалением, сложила ладони перед грудью и потупилась.

– Спасибо тебе, дорогой Бог, за еду, которую ты мне послал, – быстро проговорила она.

Они приступили к еде в молчании, но как только Тоди расправилась со своей кашей, она посмотрела на Сарефа.

– Какая у Вас вера, господин? – спросила она. – Чем она отличается?

– Все верят в то, что Бог добрый и милостивый, точка, – поразмыслив, ответил он. – Я же верю в то, что Бог добр и милостив только к тем, кто достойны его усилий по сотворению всего в мире. Я верю, что Бог послал семеро судей в мир. Каждый судья несёт печать Бога, известную лишь самому Богу. Они живут среди нас, наблюдают за нами, и обязаны вынести нам свой приговор, когда увидят и услышат достаточно. А когда последний судья вынесет приговор, то Бог приведёт его в исполнение. Вот и вся вера.