– Удовлетворительно, – подумал он. – Эта банда приведёт меня прямо к следующим поселенцам, о которых мне ничего неизвестно. Сэкономят мне осмотр каждого квадратного километра глуши.
– Ага, иди прямо на вопли, – вмешался бестелесный голос.
– Я никому не нянька, – почти вслух огрызнулся Сареф. – А потом я прогоню мародёров, по меньшей мере, на год.
Мародёры делали то, что бы делал и он сам. Они искали протоптанные тропинки, свежие пни и запах дыма. Единственная разница была в том, что мародёры делали это, не переставая. Сареф делал это только тогда, когда исчезал из Города в глушь, чтобы избежать бед. Город был его домом, неважно насколько омерзительным или отталкивающим он был. Для мародёров домом была глушь. Их мелкие, погнутые мозги знали своё дело. Следовать за ними имело смысл, даже для Сарефа.
Мародёры поели, напились браги, оправились и отправились в путь. Сареф последовал за ними, стараясь обойти то место и не наступить в их испражнения. Он следил за ними до конца дня и остановился на ночлег на расстоянии от их лагеря. Ночь в лесу, под соснами и пихтами, была настолько расслабляющей, что он проспал допоздна. Когда он проснулся, мародёры уже ушли. Сареф лениво выругался и отравился продолжать преследование. Это была лёгкая задача, поскольку банда из семерых головорезов и двух носильщиков оставляла явные следы на земле. Беспилотник скоро нашёл их, и Сареф рассматривал преследование, как нечего делать. В самом деле, оно чувствовалось именно так. Он шёл вдоль бывшего шоссе, посреди бывших полей. Он уже давно оставил позади руины бывших пригородов с их безобразными ямами и всё ещё торчавшими кое-где из земли обрушившимися стенами. Густой кустарник стоял стеной вдоль бывшей дороги, но она всё ещё была хорошо различима. Помимо этого, караваны торговцев солью и банды мародёров протоптали вдоль неё тропы. Несколько раз, однако, мародёры оставляли позади соглядатая, и Сарефу приходилось останавливаться. Соглядатай ждал полчаса, а затем догонял банду, которая ждала на некотором расстоянии впереди, и все возобновляли свой путь. Пока всё казалось лёгким и простым.
Попал
КОГДА Солнце начало клониться к закату, Сареф отпустил мародёров подальше. Он ожидал, что ленивый сброд вот-вот устроится на ночлег. Они действительно вскоре остановились. Носильщики пошли в лес за дровами и вернулись, чтобы разжечь костёр. Сареф отошёл в сторону от тропы, нашёл место для себя в паре сотен метров от неё и расставил ловушки. Он уже собирался лечь и закрыть глаза, как из лагеря мародёров донеслась пьяная песня. Он непроизвольно прислушался к нестройному хору их голосов.
Никто из нас не ходит по прямой.
У нас кривые спины, руки, ноги.
Вот от того у нас багор кривой.
Вот от того нас вдаль зовут дороги.
Пусть от заразы ноженьки кривы,
Пусть нету одинаковых походок,
Но сила есть у погнутой братвы,
А у Прямых нас ждёт полно находок.
Да, мародёр всегда своё возьмёт.
Что было ваше, скоро станет наше!
Каждый, кто спрячет, точно огребёт,
А их крупу мы сварим в нашей каше.
Затихни и артачиться не смей.
Пырнём багром, такой у нас обычай.
Прямой сильней, но наш багор острей,
Когда братва приходит за добычей.
Пьяная бравада этих бандитов надоедала, и Сареф убавил громкость в наушниках и закрыл глаза. Он хорошо спал и проснулся лишь тогда, когда Солнце стояло уже высоко. Было около полдесятого. Сареф редко спал так допоздна и понял, что мародёры наверняка ушли уже далеко, пока он поднимался. Поскольку он был быстрее, чем они, ему не о чем было волноваться. Он поел, собрал своё оборудование и возобновил путешествие, планируя догнать мародёров за час.
Вскоре он прошёл мимо одинокой бетонной диспетчерской вышки довоенного аэропорта. Её прочные стены из монолитного железобетона были толстыми. Даже деревья не смогли повредить их, хотя они стали расти быстрее и выше после того, как применение химического и биологического оружия изменило мир. С тех пор, как стальные полы, лестницы и даже перекрытия были срезаны и переработаны, она стояла бесполезно и служила лишь напоминанием о старом образе жизни. Сареф взглянул на её верхушку, которая торчала над деревьями, а затем он равнодушно отвернулся. Хранить воспоминания было бесполезно. Он давно уже так решил.