Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой

– После осмотра каждого хозяйства Верховная царица назначает налог и забирает его, заодно заберут вас.

– Два раза не понял, – сказал я, подгоняя коня еще ближе. – С одной вотчины каждый год берется разный налог? В зависимости от хозяйствования? Это невыгодно. У хозяйки нет стимула выращивать продуктов или производить изделий больше, чем раньше. И еще. Нас, ангелов, приравняли к овсу и полотну с хомутами?

Варфоломея покачала головой:

– Мы говорим о разном. Ты представляешь разницу между оброком и налогом?

Честно говоря, я не представлял. В школе рассказывали что-то про налог, оброк и барщину, но какая связь между этими тремя понятиями…

О чем я вообще? Здесь наши слова могут иметь любое значение, вплоть до противоположного. Соль может оказаться как сахаром, так и туманностью Андромеды. Если собака это волк, то почему налогу не быть ставкой рефинансирования основных средств в совместной системе координат Маркса-Смита? То есть, чем угодно, не поддающимся разумному объяснению.

– Нет, – честно сознался я.

И правильно сделал.

– Оброк изделиями и продуктами с земли, которую передали в кормление, дополняется налогом людьми. Оброк во все года одинаков, если не случится чего-то чрезвычайного. А оно случается. Хорошо, что редко.

Последнее было добавлено из-за моего вопросительно-победного выражения лица с надписью поперек: «Это же прекрасная уловка постоянно завышать требования!»

– Оброк мы везем в крепость сами по пути на забаву. Налог Верховная царица забирает сама.

– Рекрутов? – решил я.

В царской России так солдат набирали. На двадцать пять лет, по семь человек с каждой тысячи. А там уж кто какую взятку тогдашнему военкому даст и каким плоскостопием ради счастья не отдавать долг родине обзаведется. Все жулики и сволочи отмазывались, все честные и настоящие уходили и любого врага гнали до его столицы. Так было и так будет. Потому что гнилых людишек при таком отборе в армию попадает мало. По-моему, система правильная, просто не все понимают ее правильно. Но для выживания народа – самое то. Откосившая шваль, попади она на передовую, сдала бы страну со всеми потрохами.

Царисса не поняла слова «рекрут», но пояснила без переспроса:

– Берут детей. Налог людьми в количественном отношении тоже всегда один и тот же. Выбирает и увозит сама царица.

– Надеюсь, она их не ест? – глупо пошутил я.

– Из них выходят лучшие сестры, царберы и придворные.

Вон оно как. Царберы. Из мальчиков без семей. Янычары. Знакомо.

За разговорами тихо вступила в права теплая ночь. Луны не видно, черное небо покрыто мириадами звезд – заполонивших небосвод от края до края, ярких, незнакомых… собственно, как и дома. Но дома я столько не видел. Никогда. Даже представить не мог, что их столько.

Потянуло знакомым дымком. В другой жизни такой плыл от деревенской баньки. Навеяло воспоминания о березовых дровах, паре и вениках. Сейчас бы в баньку…

Робкий взгляд скользнул в сторону мило посапывавшей, уронившей голову Зарины. На губах как заново отпечатался поцелуй, совершенный нами под сотнями взглядов. Сестринский поцелуй? Как бы не так. Организм соврать не даст. Меня тогда выжало, перевернуло и вытрясло. Кожа до сих пор ощущала легкое прикосновение, на деле оказавшееся ожогом. Это как смешать шоколад и удар током. Ошеломительно, непредставимо и более чем божественно.

Взор конфузливо переполз на Тому. Она по-прежнему ерзала. Стараясь вознестись над седлом, привставала на стременах, поочередно задирала конечности и раскорячивала их, насколько удавалось. Похоже, натерла мозоль.

За всем происходящим зорко следила царисса.

Банька в такой компании если и наметится, то ничем хорошим не обернется. Бежать от такой баньки надо как от огня.

Навстречу из полной тьмы вынырнул поселок, окутанный смутившим мысли дымком. Я постарался очистить голову: а ну, дурацкая идея перекинется на окружающих? Так бывает. Встала задача посложней, чем у Насреддинова падишаха, обязанного не думать о белой обезьяне.

А ответ прост, как назначение бейсбольной биты в России. Чтобы не думать о белой обезьяне, надо думать о розовом слоне. Или красном. Скажем, переживать за Шурика. Как его угораздило? Немного терпения, и мы вернулись бы к нему на законных основаниях. Малик, если жив, нашел бы нас. И все стало бы хорошо. Насколько возможно. Затем к нам присоединился бы дядя Люсик…

А Зарина останется здесь. Солнечная, жизнерадостная, так жарко меня поцеловавшая. И не выдавшая, несмотря на угрозу собственной жизни. Я вздохнул. Мой красный слон очень смахивал на белую обезьяну.

Колонна медленно проезжала между притулившимися друг к другу небольшими домиками. Через минуту нас накрыла тень громады Дарьиной башни. С порвавшим тишину шумом и ржанием колонна остановилась на входе.

– Просим гостеприимства, – громко объявила Варфоломея.

Ее флаг узнали, судорожно закряхтели раздвигаемые окованные створки ворот, решетка за ними с трудом уползла вверх. С возвышения к нам, въезжающим, обратился незнакомый войник с Дарьиным вензелем на накинутом плаще: