Зимний дом

Он тут же узнал этот голос. По его спине побежали мурашки: до сих пор Фрэнсис считал, что такое бывает только в дешевых романах. Он позаимствовал у друга «эм-джи» и сел за руль. Робин сидела рядом с ним, а Ивлин — на заднем сиденье. Ее присутствие казалось Гиффорду невыносимым. Когда Ивлин скучающим голосом сказала: «Поскорее, Фрэнсис, что ты плетешься как черепаха», — он нажал на педаль газа и помчался по темным лондонским улицам, срезая углы, стрелой пролетая узкие переулки и едва успевая разминуться со встречными автомобилями.

Дом Тео Харкурта в Ричмонде был полон народу, но слуг там не было. В гостиной играл граммофон; ее застекленная створчатая дверь была открыта, и гости танцевали в огороженном саду. На кухне обосновались молодые люди, совершившие налет на кладовку и холодильник; все свободные поверхности были уставлены пустыми бутылками и грязными тарелками. Робин начала искать чистые чашки и блюдца. Люди входили и выходили, споря между собой.

— Да… Но если бы кто-нибудь угрожал твоей… Гм… Сестре…

— Не смеши меня, Лео…

— Это не смешно. Если бы какой-нибудь ублюдок с пистолетом угрожал твоей… сестре и хотел…

— Моя сестра сказала бы, чтобы я убирался и не портил ей удовольствие. У нее физиономия как задница у автобуса.

Последовал взрыв хохота. Лео обиженно сказал:

— Брось, Берти, ты знаешь, что я имею в виду. Ты бы убил этого гада, правда?

— К сожалению, он прав. Пацифизм имеет свои границы.

— Понял? — Лео ткнул собеседника пальцем в грудь. — Если какой-нибудь грязный иностранец станет волочиться за твоей сестрой…

— А ваша сестра имеет право голоса?

Фрэнсис, прислонившийся к буфету и куривший сигарету, посмотрел на Робин. И молодые люди тоже. Гиффорд знал, что Робин вне себя от гнева.

— Вы говорите так, словно женщины не способны постоять за себя. Словно у нас и мозгов-то нет.

— Бросьте, дорогуша. — Пьяный Берти мельком посмотрел на Робин. — У эмансипации тоже есть пределы. Если начнется война и к нам вторгнется враг, каждый будет сам за себя. Победит сильнейший, а слабейшего поставят к стенке.

— По-вашему, это и есть основа цивилизованного общества?

Лео погрозил ей пальцем, снова пробормотал:

— Если он штанет волочиться за вашей шештрой… — А затем сполз по стене на кафельный пол и свернулся калачиком.

— Он никогда не умел пить.

Берти с другом утащили Лео с кухни.

— Полные болваны, — спокойно сказал Фрэнсис, когда они исчезли. — И все же они в чем-то правы.

Робин повернулась и уставилась на него:

— О господи… Что ты имеешь в виду?

Он пожал плечами:

— Большинство прихвостней Тео верит чепухе, которую читает в «Таймс». Что Адольф Гитлер — не стоящий внимания иностранец, представитель низшей части среднего класса и не может серьезно угрожать великой Британской империи. Но, кажется, эти малые начинают чувствовать, куда ветер дует.

— Они ошибаются! — с жаром ответила Робин. — Жестоко ошибаются. Второй войны не будет. — Ее лицо побелело как полотно.

— Еще как будет, — ответил Фрэнсис.

— Фрэнсис, как ты можешь такое говорить…

— Брось, Робин. Ты знаешь, что это правда.

— В наше время идеи пацифизма разделяют тысячи людей. Десятки тысяч.

Она отставила чайницу, не обращая внимания на свист закипевшего чайника.

— Как ты можешь говорить об этом с таким самодовольным видом?

— Я не самодовольный. Просто реалист.

— А я, по-твоему, нет?

Фрэнсис не стал отвечать прямо. Просто высказал то, в чем был убежден уже давно. Правда была неприятная и неутешительная, но он к ней уже привык.

— Робин, вторая мировая война будет. И на этот раз в ней будем участвовать все мы. Ты… Я… все. Не только молодые люди, как было в прошлый раз. А мы все.

— А работа, которую я делаю? А петиции?.. А…

Гиффорд перебил ее:

— В конечном счете не сыграют никакой роли. Германия вышла из Лиги Наций и из Конференции по разоружению. Не слишком хорошее предзнаменование, верно? Если люди хотят войны, их не остановят все разговоры в мире.

Робин мгновение смотрела на него, а потом быстро вышла из комнаты. Фрэнсис знал, что огорчил ее, знал, что должен пойти за ней, однако это не поколебало его уверенности в собственной правоте. Да, он был пьян, но ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Будь у Фрэнсиса время подумать, он нашел бы более обтекаемые выражения, но сказал бы то же самое.