Зигзаг

— Я тебя оскорбляю? — Заходящее солнце било Валенте в лицо, и, глядя на нее, он кривился, точно лизал лимон. — Какие оскорбления, дорогуша? При виде твоего тела под майкой и шортами меня обдает зноем, то есть у меня повышается температура и происходит внезапное отвердение мужского члена, и я в этом не виноват. Это как если бы меня обвинили в том, что я называю знойным первый закон термодинамики. Я тоже письменно изложу это. Погоди, куда ты? — Валенте преградил ей путь.

— Оставь меня, пожалуйста, в покое, — сказала Элиса, пытаясь его обойти.

— Я знаю, куда ты: сейчас заголишься на пляже и будешь еще больше повышать температуру в моем сообщающемся сосуде. Если бы ты не была знойной недотрогой, ты бы надевала купальник в комнате, как твоя приличная подруга, но поскольку ты сногсшибательная знойная недотрога, ты раздеваешься на пляже, чтобы мы тебя все видели, правда?

Элиса снова попыталась его обойти. Она глубоко сожалела, что поинтересовалась его самочувствием А ведь она еще даже не подозревала, что будет дальше.

Он снова преградил ей дорогу.

— Ты пожалуешься на то, что я с научной точки зрения объяснил тебе, что ты для меня значишь? — И тут вдруг она поняла, что это уже не обычная его шутка, Валенте горел от злобы даже больше, чем она. — Это все равно что… не знаю… все равно что я пожаловался бы, что ты по ночам занимаешься рукоблудием, думая обо мне. Это так же чудовищно, преувеличенно и невозможно…

Она, застыв, глядела на него. Ей вдруг не захотелось ни моря, ни общения с Надей, ничего на свете. Она не испытывала ни стыда, ни унижения: ей было страшно.

— …или все равно что ты обвинила бы меня в зоофилии потому только, что мне нравятся твои буфера, — продолжал он тем же тоном, словно сказанное раньше было частью той же шутки. — Не знаю. Ты все преувеличиваешь… Если не хочешь, чтобы тебе говорили правду в лицо, не давай повода…

Он меня видел. Наверняка он меня видел. Но нет, не может быть. Он просто болтает. Она попыталась заглянуть вглубь, за насмешливый блеск его глаз, чтобы добраться до истины, но ничего не выходило. С той ночи, когда она в одиночестве ласкала себя в комнате, прошло две недели, и Элиса была уверена, что никто не видел, как она это делала. Но тогда как же?..

— Давай успокоимся, — сказал Валенте. — Ты думаешь, что закончила расчеты, так, дорогуша? Ну, так дай нам, дуракам, закончить нашу работу и не разогревай меня еще больше…

Он обернулся и ушел. Через минуту появилась Надя, но Элисы уже не было. Прошло несколько дней, прежде чем ей снова захотелось выйти на пляж, и с тех пор она всегда переодевалась у себя в комнате. Своей подруге правды об этой смене привычек она не сказала.

Позднее, когда ей удалось взглянуть на все более отстраненно, она поняла, что преувеличила. Элиса посмотрела на нападки Валенте с точки зрения их соперничества: понятно, его раздражало то, что она всегда раньше него приходит к цели. С другой стороны, она слишком робела в его присутствии. Валенте мог казаться непостижимым, неописуемым существом, но в конце концов он был просто более или менее хитрым придурком в кубе, который не упускал возможности ранить ее, когда замечал слабинку. Только это не его заслуга, а ее упущение.

Конечно, она восприняла его слова как пустое бахвальство. Никто не мог ее видеть, даже через окошко, а что касается шагов, она уже знала, откуда они доносились: миссис Росс в ту ночь была в кладовой, так она сказала Элисе на следующий день. Так что все было ясно. Валенте просто стрелял наугад, авось какой-то выстрел попадет в цель. Со временем у него это пройдет. Может, он поймет, что лучше заниматься работой, а не заигрывать с коллегами. Она больше о нем не думала, как не думала ни о каких других вещах, которые ее тревожили. Вообще с тех пор, как работа была окончена, она спала как убитая, не видела теней и не слышала шума.

В четверг, 18 августа, «иерусалимская энергия» легла на стол Бланеса, начисто выписанная на листе бумаги. Эксперимент был запланирован на следующий день. После того как Крейг и Марини получили видеозаписи со спутника и столкнули их с потоком энергии рассчитанной мощности, весь коллектив принялся грызть ногти в ожидании результатов.

Элисе выпала очередь помогать с уборкой, о которой в последние дни все немного забыли, и она с пылом принялась за эту задачу. Одновременно с ней на кухне работал Бланес. Бланес за вытиранием тарелок — она и не представляла, что когда-нибудь увидит подобный спектакль, особенно когда ходила на те напряженные лекции в университете Алигьери: совместная жизнь на острове была чревата такими казусами.

Внезапно воцарилась тишина. На пороге кухни стояли несколько человек с вытянутыми от разочарования лицами. Говорить пришлось Колину Крейгу:

— Оба изображения рассеялись.

— Не плачьте, — попробовал пошутить Марини, — но это значит, что нужно снова приниматься за расчеты.