Читаем Зигфрид полностью

Зигфрид и воины из дружины Гьюкингов, затаив дыхание, следили за ним. Король подскакал уже почти к самому огню, но тут конь его встал на дыбы и, несмотря на все понукания всадника, повернул назад. Гунтер с досады рвал на себе волосы.

— Что мне делать, Зигфрид, что мне делать? — воскликнул он, возращаясь к своим спутникам. — Может быть, попробовать еще раз, на какой-нибудь другой лошади?

— Возьми моего Грани, — предложил ему Вольсунг, спрыгнув с коня. — Я думаю, он не испугается.

— Спасибо тебе, Зигфрид, я не забуду твоей услуги! — вновь развеселившись, отвечал Гунтер, быстро слезая со своего коня и садясь верхом на серого жеребца Вольсунга. — На нем я преодолею любую преграду. Вперед, Грани!

Но конь не тронулся с места — он признавал только своего хозяина.

— Вперед, Грани! — крикнул Зигфрид, надеясь, что тот его послушается.

Умное животное искоса посмотрело на него, в раздумье повело ушами и вдруг неожиданным резким движением сбросило с себя Гунтера.

— Клянусь всеми богами, — проворчал Гьюкинг, подымаясь с земли, — я в первый раз падаю с лошади! Но мне не обидно. Твой конь, Зигфрид, так же могуч, как и ты сам. Но как же мне все-таки достигнуть замка? — воскликнул он снова помрачнев. — Для меня лучше погибнуть, чем вернуться домой с пустыми руками.

— Есть одно средство, — сказал Гутторн, до сих пор безучастно глядевший на неудачи Гунтера. — Мать, умирая, открыла мне тайну заклинаний, с помощью которых люди могут обмениваться своей наружностью. Только их глаза и голос остаются прежними. Превратись на время в Зигфрида, а Зигфрид пусть превратиться в тебя.

Что-то шевельнулось в памяти у Зигфрида после этих слов. Какой-то давний сон, всплеск воды, в которой он сам видел себя со стороны, будто бы раздвоившись. «Только тогда меня звали, кажется, Хегин, а как же звали девушку?» — пронеслось у него в голове и погасло.

— Но я не хочу жениться на Брунхильд в чужом образе, — возразил Гунтер.

— Тогда на ней может жениться Зигфрид, приняв твое обличье, — ответил Гутторн. — А на следующий день вы снова станете самими собой.

— Нет, — решительно сказал Гунтер, — я не буду рисковать жизнью друга даже ради такой красавицы.

— Не бойся, — рассмеялся Зигфрид, — Грани легко перенесет меня через огонь.

Гунтер долго колебался, но стыд перед неудачей пересилил его сомнения, и он, в конце концов уступил настояниям друга.

Не желая, чтобы их дружинники знали, что они собираются сделать, молодой король, Зигфрид и Гутторн скрылись в лесу, и, когда, спустя полчаса, они вновь вышли оттуда, Зигфрид стал уже Гунтером, а Гунтер — Зигфридом.

Еще и еще раз послышался Зигфриду знакомый всплеск воды, как во сне и чей-то ласковый голос, обволакивающий с ног до головы. «Девушку звали Савва!» — кто-то шепнул ему. Зигфрид прислушался. Это была птица. Но в тот же миг она скрылась в ветвях раскидистой ели.

Только меч, по-прежнему висевший на боку у Вольсунга, да его большие голубые глаза могли бы выдать обман, но поджидавшие на опушке воины ничего не заметили.

— Ну и силен же ты, Зигфрид! — прошептал Гунтер на ухо приятелю. — Теперь, когда у меня твои руки, я могу вырвать с корнем большое дерево.

— И ты тоже не слаб, — ответил богатырь. — Но я боюсь, что меня не узнает даже Грани.

И, подойдя к своему коню, он заговорил с ним вполголоса:

— Успокойся, Грани, успокойся. Это я, твой хозяин.

Не зная, чему верить — своим ушам или глазам, — могучий жеребец тревожно заржал, переступая с ноги на ногу, но, когда Зигфрид вскочил в седло, привычным движением взялся за поводья, он сразу успокоился и, подчиняясь руке Вольсунга, как птица, рванулся вперед, навстречу огненной преграде.

— Скачи, скачи, — чуть слышно произнес Гутторн. — Может, ты найдешь свою погибель, и тогда твои богатства достанутся мне. — Он еще не договорил последних слов, как Зигфрид достиг горы и исчез в окружавшем ее пламени. На одно мгновение нестерпимый жар охватил его со всех сторон, опаляя брови и волосы, но тут же в лицо снова пахнул прохладный ветер, Грани проскочил сквозь огонь и поскакал вверх по склонам Хиндарфьяля.

Навстречу Зигфриду из дверей замка выбежала Брунхильд.

— Это ты, это ты! — радостно воскликнула она, но потом неожиданно остановилась и широко раскрытыми глазами уставилась на Вольсунга.

Зигфрид тоже молчал, не зная, что сказать. «Какая красавица! — подумал он. — Но мне кажется, что я не только слышал ее имя, но уже и видел ее когда-то. Неужели во сне?»

— Кто ты такой? — вдруг резко спросила Брунхильд.

Вольсунг смутился: он не любил лгать.

— Я король Гунтер, сын Гьюки, — проговорил наконец.

— А откуда у тебя этот конь и этот меч? — все так же резко продолжала выпытывать девушка.

— Коня и меч мне дал мой шурин Зигфрид, — нерешительно отвечал богатырь. — Но почему ты об этом спрашиваешь?

— Твой шурин Зигфрид? — внезапно побледнев, повторила Брунхильд, не отвечая на его вопрос. — Твой шурин Зигфрид?.. Так значит, Зигфрид женат?

— Да, женат на моей сестре Кримхильде, и уже больше года, — промолвил Вольсунг.

«Как странно! Она говорит так, как будто меня знает», — добавил он про себя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза