Читаем Зигфрид полностью

— Где же бедные, заждавшиеся родители? — спросила она, и тут из толпы выступил старый рыбак с женой. Они вопросительно глядели то на Савву, то на знатную красавицу, которая, как им сказали, была их дочерью.

— Это она! — пролепетала сияющая от восторга Савва. Старики, громко плача и славя Господа, бросились обнимать свое вновь обретенное дитя.

В гневе и ужасе Бертальда вырвалась из их объятий. Это было уж слишком для ее гордой души, такое открытие в ту самую минуту, когда она твердо надеялась вознестись еще выше и уже видела над своей головой корону и царственный балдахин. Ей подумалось, что все это измыслила ее соперница, чтобы с особой изощренностью унизить ее перед Хегином и всем светом. Она набросилась на Савву с упреками, а на стариков — с бранью, злобные слова «обманщица» и «продажный сброд» сорвались с ее губ. Тут старая рыбачка произнесла про себя совсем тихо:

— Ах, Господи, какой злой женщиной она выросла, и все же чует сердце, что это моя плоть и кровь.

Старик же, сложив руки, молча молился о том, чтобы эта, вон там, не оказалась его дочерью. Савва смертельно бледная, металась от стариков к Бертальде, от Бертальды к старикам, внезапно ее словно низвергнули с небес, что грезились ей в мечтах, в пучину ужаса и страха, какая ей и во сне не снилась.

— Да есть ли у тебя душа? Есть ли у тебя на самом деле душа, Бертальда? — выкрикнула она в лицо разгневанной подруге, словно для того, чтобы привести ее в чувство после внезапного приступа безумия или умопомрачающего кошмара. Но когда она увидела, что исступление Бертальды все растет, когда отвергнутые родители в голос зарыдали, а все общество, споря и негодуя, разбилось на партии, она с таким сдержанным достоинством испросила позволения взять слово здесь в доме своего супруга, что все вокруг смолкли, как по мановению волшебства. Она встала во главе стола, где раньше сидела Бертальда, смиренная и вместе с тем гордая под взглядами окружающих, и обратилась к ним со следующими словами.

— О, люди, глядящие на меня с такой злобой и растерянностью, вы, так жестоко разрушившие мне праздник! О, Боже, я, ведь даже понятия не имела о ваших нелепых обычаях, о вашем бесчеловечном образе мыслей и, должно быть, до конца своих дней не смогу с ними смириться. Не моя вина, что я взялась за все это не с того конца, поверьте, дело только в вас, хоть вы и не желаете того понять. Поэтому мне почти нечего сказать вам, но одно я сказать должна: я не солгала — в этом даю слово. Я не могу и не хочу приводить никаких доказательств, но слово свое я готова подтвердить клятвой. Мне сказал об этом тот, кто заманил Бертальду в воду, унес ее прочь от родителей и потом положил на пути рыцаря на цветущую зеленую лужайку.

— Она колдунья, — крикнула Бертальда, — ведьма, она водится со злыми духами. Она сама призналась в этом!

— Нет! — сказала Савва, и во взгляде ее отразилось целое небо невинности и искренности. — Никакая я не ведьма, взгляните на меня сами!

— Ну, тогда она обманщица и хвастунья, — перебила ее Бертальда, — не смеет она утверждать, что я дочь этих простых людей. Мои светлейшие родители, прошу вас, уведите меня из этого общества, увезите меня из этого города, где все только и норовят высмеять и опозорить меня.

Но старый рыцарь не двинулся с места, а супруга его сказала:

— Мы должны знать, как все обстоит на самом деле. И боже меня сохрани сделать хоть шаг из этой залы, прежде чем мы не узнаем всю правду.

Тут старая рыбачка приблизилась к супруге рыцаря, низко поклонилась ей и молвила:

— Вы сняли у меня камень с души, высокая, благочестивая госпожа! Вот что я вам скажу: если эта сердитая барышня — моя дочь, у нее на спине между лопатками должно быть родимое пятно в виде фиалочки и такое же на левой ступне. Может быть, она благоволит выйти со мной из залы.

— Не стану я раздеваться перед мужичкой! — надменно воскликнула Бертальда, повернувшись к ней спиной.

— А передо мной придется, — строго возразила жена рыцаря. — Вы последуете за мной, сударыня, в соседнюю комнату, и эта славня старушка пойдет с нами.

Они скрылись втроем, а все прочие остались в зале в молчаливом ожидании. Вскоре женщины вернулись, лицо Бертальды было мертвенно бледным, а герцогиня сказала:

— Право остается правом, посему объявляю, что хозяйка этого дома сказала правду. Бертальда дочь рыбака, и это все, что вам надлежит знать.

Рыцарская чета удалилась со своей приемной дочерью; рыбак и его жена по знаку герцога последовали за ними. Остальные гости разошлись в молчании или тихо перешептывались, а Савва с рыданиями упала в объятия Хегина.

С первыми лучами солнца у ворот замка остановилась нарядная карета для Саввы; кони Хегина и его оруженосцев уже били в нетерпении копытом. Рыцарь вывел из дверей свою красавицу жену; тут дорогу им заступила молоденькая рыбачка.

— Нам нет нужды в твоем товаре, — сказал ей Хегин, — мы уезжаем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза