Зигфрид

— Мой друг, — сказала она. — Я должна открыть тебе то, что едва не лишает меня рассудка и разрушает здоровье, хотя это может показаться совершенным пустяком. Ты знаешь, что когда заходила речь о моем детстве, я, как ни старалась, не могла вспомнить имени старухиной собачки, за которой я так долго ухаживала. Вальтер же в тот вечер, прощаясь со мной, сказал вдруг: «Я живо представляю, как вы кормите маленького Штромиана». Случайно ли это? Угадал ли он кличку или знал его прежде и произнес с умыслом? А если так, то какую связь имеет этот человек с моей судьбой? Я много раз хотела уверить себя, что мне это только почудилось, но нет, это так, это, наверное, так. Невероятный ужас овладел мною, когда посторонний человек таким образом восполнил пробел в моей памяти. Что ты на это скажешь, Экберт?

Экберт взволнованно глядел на страждущую жену и молчал, думая о чем-то. Потом произнес несколько утешительных слов и вышел.

В неописуемой тревоге ходил он взад и вперед в одной из дальних комнат. В продолжение многих лет Вальтер был его единственным собеседником и, несмотря на это, теперь это был единственный человек в мире, существование которого пугало и мучило Экберта. Ему казалось, что на душе у него станет легче и веселее, когда он столкнет его со своей дороги. Экберт взял арбалет и пошел рассеяться на охоте.

Случилось это в суровый вьюжный зимний день. Глубокий снег лежал на горах и пригибал к земле ветви деревьев.

Экберт уже долго бродил по лесу, пот выступил у него на лбу, он не нашел дичи, и это еще больше его расстроило. Вдруг что-то зашевелилось невдалеке. Это был Вальтер, собиравший древесный мох. Сам не понимая, что делает, Экберт прицелился. Вальтер в это время оглянулся и молча погрозил ему пальцем. Но стрела уже сорвалась… Вальтер упал.

Экберт на миг почувствовал, что на сердце у него стало легко и покойно, но затем ужас погнал его к замку, до которого было неблизко, потому что, сбившись с дороги, он забрел далеко в лес.

Когда он вернулся, Берты уже не было, не было на этом свете. Перед смертью она много еще говорила о Вальтере и о старухе.

Долгое время Экберт жил в полном уединении. Он и прежде часто бывал подавлен — странная история жены тревожила его и он опасался какого-нибудь несчастья. Теперь же он вовсе потерялся. Тень убитого друга неотступно стояла перед его глазами, терзала совесть.

Иногда, чтобы отвлечься, ездил он в соседний большой город, появлялся там в обществе и на празднествах. Ему хотелось какой-нибудь дружеской привязанности, чтобы она заполнила пустоту в душе и вытеснила оттуда воспоминания о Вальтере. Он трепетал от желания иметь друга, ибо был уверен, что это спасет его от душевных мук. Он так долго и безмятежно жил с Бертой, дружба с Вальтером в течение многих лет доставляла ему столько радости, но теперь они оба унесены смертью, и так внезапно, что бывали минуты, когда его жизнь казалась ему какой-то странной сказкой, а не чем-то достоверно существующим.

Молодой рыцарь Гуго фон Вольфсберг привязался к тихому, печальному Экберту и, видимо, питал к нему чувство непритворной дружбы. Обрадованный и удивленный, Экберт тем охотнее готов был ответить на его чувства, ибо вовсе их не ожидал. Они стали часто видеться, рыцарь старался оказывать Экберту всякого рода любезности, они не выезжали друг без друга, показывались в обществе всегда вместе, словом, стали неразлучны.

Но Экберт бывал весел только на короткое время, чувствуя, что Гуго любит его по неведению. Тот ведь не знал его истории, и Экберт начал испытывать непреодолимое желание открыться ему, чтобы увериться, подлинный ли это друг. Но сомнения и страх возбудить к себе презрение удерживали его. Иногда он был убежден в собственной низости и думал, что ни один человек, хоть немного знающий его, не смог бы его уважать. При всем этом Экберт не в силах был превозмочь себя.

Однажды во время прогулки верхом он рассказал Гуго все и затем спросил, может ли тот любить убийцу. Друг был расстроган и пытался утешить его. Экберт вернулся с ним в город с облегченным сердцем.

Но, казалось, над ним висит проклятье. Как раз после порыва откровенности Экберт начинал терзаться подозрениями, потому что едва они вошли в ярко освещенную залу, как выражение лица его друга ему не понравилось. Ему почудилась злобная усмешка, ему показалось странным, что Гуго мало с ним разговаривает, а много говорит с другими, не обращая на него внимания.