Зигфрид

Да, вино было бы сейчас кстати. Ему хотелось в эту минуту напиться, чтобы спастись, вырваться из этого замка с привидениями, как окрестил его Фальк, рядом с которым жилище графа Дракулы показалось бы идиллической дачей, — но в то же время он знал, что это ему, равно как и Фалькам, вряд ли удастся. Подлинное местонахождение виллы, похоже, уже невозможно отыскать — все заросло деревьями и кустарниками, которые обшаривают заезжие туристы, — но все это в действительности, а не там, где оба они только что побывали.

Они молча пили дешевое белое вино из супермаркета, чересчур сладкое, — такого вина не следует пить больше одного бокала. Гертер чувствовал, что говорить теперь придется ему, но что можно было добавить к сказанному? Он покачал головой:

— Я никогда не сталкивался с настолько шокирующей историей, в которой так много белых пятен. Я готов повторить лишь то, что сказал раньше, господин Фальк. У меня нет слов.

— Вы и не должны ничего говорить. Я благодарен вам за то, что вы меня выслушали. Вы нам очень помогли.

— Да, — подтвердила Юлия, не отрывая взгляда от бокала.

Теперь он мог встать и попрощаться, но ему не хотелось показаться слишком резким, и тогда он спросил:

— Что же случилось потом?

— На следующий день мы получили телеграмму, составленную от имени фюрера, с соболезнованиями от Бормана.

Гертер вздохнул и немного помолчал:

— Где похоронен Зигги?

— На кладбище Берхтесгадена, похороны состоялись через три дня. Нас собралась небольшая группка, родители Юлии, моя мать, Миттельштрассер, госпожа Кёппе и еще несколько сотрудников. На кладбище спектакль продолжился, мы должны были изображать скорбящих родителей.

Юлия подняла глаза:

— Но мы и были ими в действительности.

— Разумеется, Юлия, мы ими и были. Мы ими до сих пор остаемся.

Гертер перевел взгляд с одного на другого. Казалось, он нащупал главный камень преткновения.

— Вы посещали потом его могилу? — задал он вопрос Юлии.

— Нет, там собирались установить памятник и высечь на нем его имя, но нас к тому времени уже перебросили в другое место.

— Как я понимаю, в Гаагу.

— Да, уже через неделю. Миттельштрассер сказал, что смена обстановки поможет нам забыть этот трагический случай.

— А Зейс-Инкварт был обо всем осведомлен?

— Не знаю точно, — ответил Фальк, — но не думаю. При первом знакомстве он сразу высказал нам соболезнования по поводу нашей утраты. Но по какой причине его бы стали вводить в курс дела?

— Ни по какой, — кивнул головой Гертер. — Для Гитлера Зейс-Инкварт был всего лишь мелкой сошкой, хотя благодаря ему он получил Австрию.

В нагрудном кармане Гертера зазвонил мобильный телефон. Извинившись, он достал его и сказал «алло».

— Это я. Где ты пропадаешь?

— На войне.

— Ты не забыл про наш самолет?

— Я сейчас приеду.

Он нажал отбой и теперь мог снова не скрываясь посмотреть на часы: половина четвертого.

— Это моя подруга, она боится, что мы опоздаем на самолет.

— Вы сегодня же возвращаетесь обратно в Амстердам?

— Да.

— Я там был всего один раз, — сказал Фальк, — в середине так называемой голодной зимы. Ничего еще не было разрушено, но город все равно казался почерневшим, смертельно раненным. Я вспоминаю каналы с плавающим от края до края мусором.

Прежде чем попрощаться, Гертер взял экземпляр «Открытия любви» в немецком переводе и на титульной странице авторучкой написал:

«Ульриху Фальку, который во времена господства зла принес немыслимую жертву любви. А также Юлии. Рудольф Гертер. Вена, ноябрь, 1999».

Потом он слегка подул на чернила и закрыл книгу, чтобы они прочли дарственную надпись только после его ухода.

— У вас есть визитная карточка? — спросил Фальк.

— До этого я еще не дорос, — пошутил Гертер, — но я оставлю вам свои координаты. — Он вырвал чистую страничку из своей записной книжки с адресом и номером телефона и передал ее Фальку со словами: — Вы всегда можете мне написать или позвонить — за мой счет, разумеется.

Фальк прочитал адрес, потом, чуть расправив плечи, сказал:

— Я отдам это госпоже Брандштеттер, чтобы она известила вас, когда нас обоих не станет. После этого вы вольны делать с тем, что я вам рассказал, все, что пожелаете.

Гертер замотал головой: — Нет, вы еще долго проживете, я это вижу. Вы почти вступили в следующий век.

— С нас хватит и этого, — натянуто промолвила Юлия.

Они стали прощаться. Гертер поцеловал руку Юлии и поблагодарил Фалька за откровенность.

— Напротив, — сказал Фальк, — это мы вам благодарны. Если бы вы не согласились нас выслушать, от Зигги совсем бы ничего не осталось. Словно его никогда и не существовало.

16

Когда он вошел в гостиничный номер, Мария укладывала вещи в чемодан, лежащий на кровати. Прикрыв за собой дверь, он сказал:

— Я его понял.

— Кого? — спросила она, отрываясь от своего занятия.

— Его!

— У тебя дикий вид, Руди. Что случилось?

— Слишком многое. Я повержен. Воображение ничто. Прощай, Отто!

— Отто? Кто такой Отто?

— Брось, его больше не существует. «Враг света» не будет написан. Воображению не по плечу тягаться с действительностью. Жизнь посылает воображение в нокаут и гомерически хохочет.

— Ты, может быть, выпил?