ЖЖ Дмитрия Горчева (2009–2010)

У него вообще всё как-то с самого рождения жизнь не заладилась. Хозяева даже сначала думали, что он лебедь — до того уж он родился гадкий. Вместо перьев у него были волосы, на лбу бородавка, из носа сопли до самого пупа.

Хозяева размечтались: пруд, думают, выкопаем, будет там лебедь плавать туда-сюда, туда-сюда. Красиво.

А он всё не превращается в лебедя и не превращается. Только ещё гаже становится: волосы нечёсанные, бородавка на глаз сползла, а сопли так и вовсе уже до колена. Как посмотрят на него хозяева так обязательно плюнут от злости: ну до чего же гадкий! Хотели даже сварить его в супе, но побоялись: а вдруг он ядовитый?

Сам Гусь сначала не знал, что он гадкий. «Ну, бородавка, — думал, — и бородавка, эка невидаль. Жаба, вон, вообще из одних бородавок сделана». Ну и лез ко всем целоваться и обниматься. А все от него шарахаются! «Тьфу! — кричат. — Пошёл вон отсюда со своими соплями!» Сначала, пока он был ещё совсем маленький, его просто так прогоняли, а потом, когда он немного подрос, то обязательно надают ещё оплеух, подзатыльников, тумаков и щелбанов. Хорошо хоть ушей у него не было, а то бы их точно все оборвали.

Обиделся он тогда на всех и поселился в самом дальнем углу, где крапива. Туда никто не ходил, а Гусю ему крапива не страшная, а, наоборот, даже вкусная.

Там-то и нашёл он свою жену. Он её сразу полюбил, с первого взгляда: тоже волосатая, то есть, мохнатая, и с рогами. У самого Гуся рогов не было и поэтому они ему очень на Гусенице понравились.

Вот и стали они жить возле забора. Гусеница ела крапиву, Гусь тоже ел крапиву. А когда его от этой крапивы начинало тошнить, Гусь сажал жену в клюв, чтобы её не сожрала какая-нибудь птица, и шёл искать еду. Хозяева про него давно забыли и никакой еды для него не готовили, так что приходилось воровать. То у собаки склюёт из миски кашу геркулес, то у свиньи помоев похлебает. Помои ничего — есть можно, только очень уж пахнут моющим средством фейри.

А потом жена Гуся вдруг загрустила, замоталась в паутину и перестала шевелиться. Гусь будил её, будил, да всё без толку — не просыпается. Выкопал тогда Гусь ямку, положил туда жену и насыпал сверху крапивных листьев — мало ли чего, вдруг выспится когда-нибудь и есть захочет.

Только жена так и не проснулась и вообще куда-то делась. Вылезла как-то однажды вместо неё из-под листьев глупая какая-то бабочка да и улетела куда-то.

Тут и осень наступила. Гусь совсем загрустил и сидёл всё у забора, смотрел в небо. Там летели тоже гуси, но не такие как он и не такие, как все другие гуси, с которыми он был знаком.

Однажды Гусь подумал, что ему, наверное, тоже хорошо было бы улететь. Он залез на забор, прыгнул и стал махать крыльями, но у него ничего не вышло: свалился он обратно в крапиву, только всю морду исцарапал.

«Ну и ладно! — рассердился тогда Гусь. — А я пешком пойду!» И пошёл. Долго шёл, а потом ещё дольше. Два раза чуть под автомобиль не попал и один раз под поезд. Но в конце концов пришёл, сам даже не понял куда.

Только смотрит: а там стоят и тоже на него смотрят. И все они с бородавками! С соплями! Смотреть противно — значит родственники.

Познакомился с ними — оказывается, называются страусы. И он, значит, тоже страус, а никакой не Гусь. Очень он такой новости удивился, но потом ничего, привык. Страус так страус — не свинья же.

Ну и стал он с ними жить. Жена тут же у него завелась новая. Каждый день сносит ему яйцо, потом оттуда дети вылупляются. Он даже уже и не мог разобрать, какие дети его, а какие соседские. Но они, в общем-то, все одинаковые, так что какая разница.

Иногда только, когда в Африке наступала ночь (а ночью в Африке очень-очень холодно), проснётся иногда бывший Гусь, посмотрит на свою новую жену. Хорошая жена, волосатая, да. Но не мохнатая, нет. И рогов у неё нету никаких и не вырастут никогда. Вздохнёт тогда Гусь и спит уже до утра.

И не знает глупый Гусь, то есть, не Гусь же, а Страус, что бабочка, когда облетит всю Землю вокруг, прилетает в то же самое место и снова становится Гусеницей, на которой опять можно жениться.

А утром проснётся, а там и солнце уже светит, и крокодилы с бегемотами куда-то идут, и слоны, и носороги, и другая всякая африканская чепуха. Жена кудахчет — новое яйцо откладывает.

Быть страусом не в Африке — это очень грустно. А вот если в Африке — то ничего лучше этого даже и придумать невозможно.

Человек (из журнала «Барсук», рисунки автора)

Один человек умел разговаривать со зверями, птицами и даже насекомыми, а с людьми не умел.

Человека этого вообще нашли в мусорном баке. Он тогда был ещё очень небольшой человек: сантиметров тридцать пять всего ростом. Те люди, которые его нашли в баке, хотели сначала его съесть, потому что думали, что он докторская колбаса. А потом пощупали: мокрый. Докторская колбаса, конечно, тоже мокрая, но не так сильно. Поэтому не стали сразу есть, а сначала развязали. Смотрят — а там человек! Чуть человека не съели!