График работы был самый антигуманный: два дня в первую смену, два — во вторую, два — в третью, потом два выходных. Восьмидневный этот цикл специально и издевательски не имел ничего общего с графиком Божьим и уже на второй неделе я, проснувшись, например, в восемь часов, долго и мучительно размышлял: а это восемь часов вечера (тогда надо идти на работу) или же восемь часов утра (ура! проспал)?
Да, и про безнадежность. Вот ходишь ты по этому кругу, ходишь, а он никогда не кончается. Ну, двери только разные, через которые закатывают тележки с сырыми кирпичами, а больше ничего не меняется. И результата от всего этого никакого — все кирпичи после этого исчезают куда-то бесследно. И можно так ходить всю жизнь, а кирпичей ни убудет, ни прибудет. Их сколько было, столько и есть.
Задумавшись над этим, я научился пить водку из горла без закуски, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, курить папиросы беломор, ругаться матом и сморкаться на пол.
И хорошо ещё, что так легко отделался.
Много думал о ебле.
Пришёл к такому выводу, что ебля есть не цель, а скорее последствие.
Вывод однако весьма уязвим, хотя и безусловно верен. Думаю дальше.
Ишь ты, какая хорошая. А я её всегда воспринимал как женщину из телевизора, которая всё время шутит, шутит. http://lazareva-tatka.livejournal.com/17917.html
Соседи в гости позвали: праздник — Михайлов день. Тётя Рая, которая обычно кормит скотину-степана в моё отсутствие, даже купила дорогой водки за сто двадцать рублей.
Баба Маруся ещё пришла, та что на краю деревни и про всех знает то, что они сами про себя не знают.
Навалили мне полную тарелку селёдки под шубой, винегрету и чего-то ещё. А я же с утра не ем обычно. Но ничего, съел, не подавился.
Поговорили о вечном, как-то: о пенсиях и о дровах. О собаке-степане, которому я наконец-то купил новый ошейник из которого он теперь хуй вывернется и перестанет заёбывать всю деревню своим козловским подвыванием. Повздыхали о нелёгкой нашей (у каждого по-своему) судьбе. Послушали телевизор.
Хорошо в общем посидели.
А заведу-ка я себе горохового вина!
Водка (и уж тем более самогон) в деревне — это смерть, из-за плеча которой выглядывает белочка с изумрудными орешками. Пиво тут всё кислое и протухлое. Про коньяки-виски лучше даже и не вспоминать.
Так что гороховое вино. Пузыристое, весёлое и неисчерпаемое. Пятнадцать литров воды из родника, кило гороху, литр молока, полкило дрожжей, пять кило сахару — и на печку. Через три дня всё готово.
К этому: http://nalymov.livejournal.com/1519543.html[8]
«После того, как милиция унесла Николая Константиновича закапывать на другой помойке, бригадир бомжей встал на ступеньку станции метро и произнес речь: „Сдох Колька, — сказал бригадир. — Был он мудак — и сдох как мудак. Да и хуй с ним!“»
Всё ж таки я очень правдивый писатель. Не нарадуюсь.
Сходили с собакостепаном до соседней станции. Степан с годами делается всё более положительным. То есть не уёбывает немедленно дразнить пахомовых псов на тему «вы, казлы, на цепи, а я свободный», а честно сопровождает. Пометил по дороге всю территорию (А кто тут последний в цари? Никого?). В пристанционном посёлке он, однако, почитал собачье жж и понял, что тут все супермегатысячнеги, типа тёма и другой, прижался к ноге и не отходил ни на шаг.
А на обратном пути я задумался. Вот сколько уже раз я прошёл по этой дороге? Двести? Пятьсот? Тысячу? А всё как не родной. «Ого-го!» — завопил я изо всех сил. Мокрый лес бесследно проглотил этот звук, даже эха не получилось. «Я опять открываю письмо, — сообщил я лесу интимную подробность, — и тихонько целую страницы». Собакостепан остановилось и прислушалось с недоумением. «Это всё ваши злые духи! — сказал я ему и лесу очень грозно. — Это тёмные мысли как птицы!! Что летят, блядь! Из флакона на юг! Из флакона нуи де ноэль!!!»
Степан от ужаса обоссался, удрал в кусты и более пока что не возвращался.
Смешной камент: