Жутко громко и запредельно близко

Следующая неделя была запредельно скучная, особенно когда я не думал про ключ. Хоть я и знал, что в Нью-Йорке 161 999 999 замков, к которым он не подходит, мне все равно казалось, что он открывает все. Иногда я до него просто дотрагивался, чтобы убедиться, что он есть, как к газовому баллончику, который лежал у меня в кармане. Или прямо противоположно тому, как к газовому баллончику. Я подтянул веревочку таким образом, чтобы оба ключа – один от квартиры, другой неизвестно-от-чего – оказались напротив моего сердца, так мне было спокойнее, только ключи иногда были жутко холодными, поэтому я залепил часть груди пластырем, и с тех пор они лежали на нем.

В понедельник была скукотища.

Во вторник после школы пришлось тащиться к доктору Файну. Я не мог понять, почему мне требуется профессиональная помощь: я считал, что у человека должны быть гири на сердце, когда у него умирает папа, и что если у человека нет гирь на сердце, тогда ему нужна помощь. Но я все-таки к нему пошел, потому что от этого зависело, дадут ли мне денег на карманные расходы.

«Привет, старина» – «Вообще-то, для вас я не старина». – «Да. Действительно. Погода сегодня отличная, ты не находишь? Может, выйдем на воздух, побросаем мяч?» – «Да – на вопрос о погоде. Нет – на вопрос о мяче». – «Уверен?» – «Я спортом не увлекаюсь». – «А чем увлекаешься?» – «Вы какой ответ хотите?» – «Почему ты думаешь, что я чего-то хочу?» – «А почему вы думаете, что я полный дебил?» – «Я не думаю, что ты полный дебил. Я вообще не думаю, что ты дебил». – «Ну, спасибо». – «Как тебе кажется, Оскар, почему ты здесь?» – «Я здесь, доктор Файн, потому что у меня невыносимый период в жизни, и это расстраивает маму». – «Надо ли ей расстраиваться?» – «Да нет. Жизнь вообще невыносима». – «Когда ты говоришь «невыносимый период», что ты под этим понимаешь?» – «У меня переизбыток чувств». – «И сейчас тоже?» – «Сейчас вообще жутко». – «Какие же это чувства?» – «Все сразу». – «Например…» – «Сейчас грусть, радость, раздражение, любовь, вина, восторг, стыд и немножко юмора, потому что часть моего мозга все время прокручивает одну шутку Тюбика, только не скажу, какую». – «Чувств действительно многовато». – «Он подсыпал слабительное в pain au chocolat, который мы продавали на кулинарной ярмарке во французском клубе». – «Смешная шутка». – «Я все чувствую». – «А это твое многочувствие, мешает оно тебе в повседневной жизни?» – «Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что, по-моему, такого слова не существует. Многочувствие. Но я понимаю, что вы хотите им выразить, поэтому – да. Я из-за него много плачу, правда, тайком. Мне жутко тяжело находиться в школе. Еще я не могу ночевать у друзей, потому что меня напрягает, когда мама не рядом. И люди меня тоже достали». – «В чем, по-твоему, причина?» – «Слишком много чувствую. Вот в чем причина». – «Разве можно чувствовать слишком много? Может, дело в том, как ты воспринимаешь?» – «Внутри я совсем не такой, как снаружи». – «Думаешь, у других не так?» – «Не знаю. Я всего лишь я». – «Может, это и делает нас теми, кто мы есть: разница между тем, какие мы внутри и какие снаружи». – «У меня она больше». – «Не исключаю, что каждый человек про себя так думает». – «Возможно. Но у меня она действительно больше».

Он откинулся в кресле и положил ручку на стол. «Могу я задать тебе личный вопрос?» – «Вы в свободной стране». – «Ты не замечал волоски у себя на мошонке?» – «На мошонке?» – «Мошонка – это мешочек в основании пениса, который поддерживает твои яички». – «Яйца». – «Да». – «Обалдеть». – «Можешь немного об этом подумать. Я отвернусь». – «Я и так знаю. У меня нет волосков на мошонке». Он что-то записал на листе бумаги. «Доктор Файн?» – «Говард». – «Вы просили говорить, когда я комплексую». – «Да». – «Я комплексую». – «Извини. Я знаю, что это очень личный вопрос. Мне было важно его задать, потому что иногда изменения, происходящие с нашим телом, существенно влияют на наше самочувствие». – «У меня не поэтому. У меня потому – что мой папа умер самой страшной смертью, какую только можно изобрести».

Он посмотрел на меня, а я посмотрел на него. Я дал себе слово не отводить глаза первым. Но, как обычно, отвел.