Журнал «Если», 1998 № 03

Планёр уж было совсем к воде прижался, и Хелен такое словечко выдала, что не всякий мужик решится повторить. И словно того дожидаясь, планёр вдруг вверх подался, тяжело, но все же вверх! Правду, видно, говорят русские, что матерное слово беду прочь гонит!

— Давай! — радостно крикнул Марк.

Скалы надвигались, и летели мы на одном с ними уровне. Высокий берег, больно уж высокий. Неужели врежемся в камень?

Перед самыми скалами, когда, казалось, я уже листики на кустах случайных различал да ополоумевших чаек, над гнездами мечущихся, вздернула она машину, будто норовистого коня перед барьером. И не подвел планёр, перемахнул скалы, чиркнул брюхом по земле, захрустело дерево, затрещали колеса на буграх. Помчались мы, еще быстро, но уже по тверди, и планёр на ходу рассыпался, нас, драгоценных, оберегая, стекла в окошках бились и сыпались — я Марка к себе прижал, лицо от осколков укрывая, и сам зажмурился. А Хелен впереди ругалась по-черному и плакала навзрыд при каждом треске — все это в те короткие мгновения, пока мы останавливались…

Небо-то какое далекое…

Лежал я, присыпанный щепками и стеклом вперемешку, пол-лица тряпка оторвавшаяся прикрывала. Только одним глазом и мог смотреть вверх. А пошевелиться страшно. Ног не чую. Неужели хребет сломал? Кому безногий вор нужен? Только палачу…

Не дело, видно, людям по небу летать. Совсем не дело.

— Ильмар!

Марк сдернул с моего лица тряпку. Мальчишка вроде не пострадал, стоял прямо, лишь на ногу чуть припадал, но это еще с Островов.

— Ты как?

— Ног не чую, — пожаловался я. — Конец мне, парень.

Марк задумчиво смотрел на меня. Потом сообщил:

— Ты вроде не обделался…

— Чего несешь! — рассвирепел я.

— Когда позвоночник ломают, то под себя ходят, — сообщил Марк.

— Пошевели ногой.

Я попробовал, но ничего не ощутил.

— Нога шевелится, — сказал Марк.

Приподнявшись на локтях, я глянул на ноги. Напрягся.

И впрямь двигаются.

— Как же так, словно немые… — прошептал я.

Мальчишка вдруг засмеялся:

— Ильмар… да я же у тебя на коленках четыре часа просидел… отдавил тебе ноги. Пройдет!

— Тьфу ты…

Встать не получилось, зато я сел. Ноги и впрямь начало покалывать.

— Наел задницу, — ругнулся я на мальчишку. — Где летунья?

— Вон…

Хелен сидела в стороне. Левая рука у нее была замотана в самодельный лубок, она как раз затягивала зубами последний узел.

— Поломалась немного, — пояснил Марк. — Главное — живы.

Я огляделся. Вокруг, метров на сто, не вру, валялись обломки планёра. Берег был ровный, пустынный. Пригорки, песок, чахлые кустики. Шум моря почти не слышен.

— Хелен! — крикнул я. Летунья обернулась. — Спасибо!

Она непонимающе смотрела на меня.

— Хелен, ты посмелее любого мужика! — сказал я. — И поискуснее. Спасибо, что жизнь спасла. Может, я и вор презренный, только все равно буду за тебя Сестру с Искупителем молить!

Девушка дернула плечами. Но все же ей явно понравились мои слова.

— Плохая я летунья, Ильмар-вор. Планёр разбила.

— Мы вблизи Байоны упали, — сказал Марк. — Знакомые места?

— Не пропадем, — успокоил я его. — Доберемся до города, отъедимся… ветчину тут хорошо готовят, переоденемся.

Что-то меня тревожило. Не так все шло. Совсем не так.

— А деньги откуда? Воровать будешь?

Я помедлил, но все же полез в карман и достал железный слиток.

— Сукин сын! — закричала Хелен. — Лишний вес тащил!

Ладно. Невелик вес — килограмм железа. Зато будут деньги.

Марк улыбнулся, глядя на железо. Конечно, он не заметил, как я прихватил его из купеческой ухоронки.

— Встать можешь, Ильмар?

Я попробовал.

— Нет пока. Да не стой ты, парень, помоги ноги растереть…

— Не можешь — это хорошо, — вдруг сказал Марк.

Глаза у него были виноватые, но не слишком.

— А ноги ты сам разотрешь. Ладно? Мне пора, Ильмар-вор. Спасибо тебе за все, теперь разойдемся.

У меня челюсть упала.

Хелен захохотала, откидывая голову. Радостно и неподдельно.

— И тебе спасибо, Ночная Ведьма, — сказал ей Марк. — Ты и впрямь лучшая из лучших.

— Никуда тебе не деться, Марк, — она перестала смеяться. — Все равно ведь схватят. Сам знаешь.

— Знаю, — согласился он.

Повинись, мальчик. Повинись и сдайся. Дом простит…

— А вот это уже не твое дело, — отрезал Марк. — За себя бойся.

— Ты что же, гаденыш, уходишь? — ко мне вернулся дар речи. Я тебя от рудника избавил, а ты бросаешь? Да я тебя придушу, щенок!

Мальчик повел в воздухе рукой. Губы его шевельнулись.

Я первый раз увидел, как лезут в Холод при ярком свете, — и так близко.

Просверк — солнечный луч на острие, что выползает из ниоткуда.

Порыв ветра. Холодного ветра.

Марк стоял с кинжалом в руке и смотрел на меня.

— Достойный поступок для мальчика твоей крови, — сказала вдру _гНочная Ведьма. Марк ее будто и не услышал. Протянул мне нож, держа за лезвие, как положено.

— За мое спасение, Ильмар-вор, жалую тебя клинком Дома и титулом графа… — он замялся, — графа Печальных Островов.

Хелен от хохота упала на землю. Ударилась сломанной рукой, взвыла, но смеяться не перестала.

— Владей по праву, применяй с честью.

Я машинально взял клинок. Посмотрел на узорную рукоять, на протравленное лезвие.

И впрямь — герб Дома. Аквила — орел, парящий с мечом в лапах.