Краснолицый зевнул во все свое широкоскулое лицо, потянулся так, что бочонок предостерегающе скрипнул и принялся записывать ящики обгрызком тупого карандаша. В одном месте какая-то цифра никак не выписывалась и краснолицый человек, ругнувшись, полез за голенище, вынул огромный нож и пыхтя стал оттачивать карандаш. За этим занятием застал его внезапно вынырнувший из тумана Генри.
— Ну? — поднял, наконец, голову краснолицый.
— Говорят, вам нужны люди?
— Нужны! Шесть пенсов ящик.
— Олл райт!
И взвалив себе на плечи тяжелый груз, Генри Мидлстон скрылся в черном чреве судна.
Двое долго еще сидели в таверне, куря короткие трубки.
— Пойдем что ли, Эдд? — поднялся, наконец, один.
— Пойдем!
Постояли у прилавка, ожидая сдачу, кивнули на ходу двум-трем приятелям и уже взялись за ручку двери, как вдруг…
— Ты цел, Эдд?
— Кажется.
— Да зажгите кто-нибудь спичку!
— Сейчас.
Огонек зажигалки колебался в тяжелом воздухе.
— Кажется, все цело?
— Что это было?
Архангельск.
Срочно секретно.
Главнокомандующему экспедиционным корпусом британских войск. Задержка в доставке пороха произошла вследствие того, что по невыясненным причинам судно «Виктория» с грузом боевых припасов взорвалось перед отправкой из порта.
Отдел снабжения главного штаба Британской армии.
КИНО-ЭКРАН
КРАСНЫЕ ДЬЯВОЛЯТА
С РУЖЬЕМ ПО АФРИКЕ
АЛЧУЩИЕ ЗОЛОТА
ДЖЕККИ КОГАН
КАРМЕН
БЕБИ ПЕДЖИ
КИНО МАЛАЯ ДМИТРОВКА 6.
ЭКРАН ГОСКИНО
Д
МАЕВКА ДЕБСА
Я ПРОСНУЛСЯ ровно за час до своего обычного времени. Это было из ряду вон — и я долго лежал с раскрытыми глазами, размышляя: в чем дело? Что-то случилось, что-то неладно — но что именно, я не знал. Меня давило предчувствие чего-то страшного, что уже стряслось или вот-вот должно случиться. Но что же именно? Я мучительно старался сообразить. Я вспомнил, что в эпоху великого землетрясения 1906 года многие утверждали, что они проснулись за несколько минут до первого удара, и что в эти несколько минут они испытали странное ощущение страха. Неужели Сан- Франциско опять посетит землетрясение?
Целую минуту я лежал в немом ожидании, — но стены не шатались и не слышалось грохота и скрипа обваливающихся домов, все было спокойно. Вот оно что: безмолвие! Неудивительно, что я был обеспокоен! Странным образом отсутствовал гул огромного оживленного города. В этот час дня по моей улице пробегали трамваи, приблизительно по одному каждые три минуты: но вот уже десять минут, как не прошло ни одного. Может быть, забастовка трамваев? — подумал я; или же — на станции катастрофа, и прекратилась подача тока? Нет, безмолвие было слишком глубокое. Я не слышал ни дребезжанья тележных колес, ни топота кованых копыт, бегущих по булыжным мостовым.