Журнал Борьба Миров № 3 1924

— Олл райт! — кивнул головой Генри.

Вот теперь дело другое! И поесть можно и трубку лишний раз раскурить. Повезло.

С первых же шагов повезло!.. И засунув руки в карманы, он скрылся в туман, насвистывая Интернационал.

Человек считавший ящики, прислушался, и расхохотался.

— Дурак!

III

ВЕРОЯТНО и десяти шагов не отошел Генри, как из тумана вынырнули две фигуры. Одна из них прыгнула прямо на Генри.

Сильная рука схватила его за грудь, и увесистый кулак вынырнул из тумана к самому его носу. И вместе с кулаком едва слышно вынырнуло тяжелое и обидное слово:

— Штрейкбрехер!

Генри отшатнулся. Человек державший его мог бы сейчас его ударить по лицу, повалить на землю, быть и топтать ногами. Все это было бы ничто в сравнении с тем ужасным оскорблением, которое так прямо и уверенно кинули ему из тумана. — Штрейкбрехер!

— Нет! — закричал Генри, протягивая руки, словно отталкивая что-то от себя. — Нет! Нет! Нет!

Есть люди, которые не лгали ни разу в своей жизни. Их голос приобретает особый оттенок твердости и уверенности, словно они и мысли не допускают, что кто-нибудь может не поверить им.

Такой человек был Генри, и такой у него был голос.

Человек державший его за грудь фуфайки, потянул его за собой и в тусклом свете уличного фонаря повернул к себе лицом.

— Генри!

— Эдд!

— Прости, я думал что ты из этих.

— Из каких?

— Из тех, кто грузит там ящики.

— Ящики?

— Да, ты оттуда шел. Ты видел их?

— Я помогал им.

— Ты?

— Я.

— Ты грузил ящики, Генри?

— Да, Эдд.

— И много ты получил за это?

— Вот. — Генри вынул деньги из кармана.

Раз! Эдд ударил его по руке и монеты со звоном потерялись в тумане.

IV

ВСЯКИЙ моряк пьет. Пил и Генри Но допьяна он никогда не допивался: кружку, другую доброго портера, чтобы прочистить горло, саднившее от соленых ветров моря, да иногда, когда шторм бывал очень силен и дождь превращал человека в мокрую тряпку — стаканчик виски. Товарищи подтрунивали над ним, но зная его силу и храбрость, эту странность, прощали, а начальство недовольно хмурило брови когда в мертвецки пьяной компании моряков, возвращавшихся на борт, твердо и прямо шагала приземистая фигура Генри Мидлстона.

Трезвый моряк большая неприятность для капитана судна.

Но сегодня в таверне «Трех Друзей» Генри пил так, как может пить, только заправский пьяница. Стакан за стаканом вливал он в себя виски, мешая ее с пивом и портером, бросая монету за монетой на грязный вонючий прилавок. И сколько ни пил — ни тени опьянения. Мозг оставался свежим, руки не дрожали, ноги слушали и не задевали за покоробившиеся доски пола. И хуже всего то, что в трезвом мозгу, как звон сигнального колокола билось жестокое слово:

— Штрейкбрехер!

Те, что остановили его, сидели за одним из столиков и внимательно смотрели за каждым его движением. В их глазах чувствовалась глубокая жалость и когда, запрокинув голову, он вытряхивал в горло последнюю каплю очередного стакана, они печально кивали головами.

Генри словно забыл о них. Вначале они пробовали удержать его, но напрасно. Всегда ровный и мягкий он сердито послал их к черту и теперь пил не глядя, не видя тех, кто открыл ему глаза, кто показал ему весь ужас случившегося.

— Еще стакан! — Последняя монета летит на прилавок, последний заряд алкоголя отправляется в горло. Ничего! Мгновение Генри стоит и смотрит кругом. Не шатаются ли стены? Не двоится ли в глазах? Нет! Все в порядке! Генри Мидлстон не будет пьян сегодня!

Все равно! Он знает, что ему делать.

Штрейкбрехер! Он, Генри Мидлстон! Он, в кармане которого уже три года лежит маленькая красная книжка? Нет! Нет! Это неправда! Это сон! Бред! Кошмар!

— Эдд! — Шагнул он к столу, за которым сидели двое. — Эдд! Еще раз! Ты пошутил, может быть, Эдд? Это неправда! Эдди! Скажи, что это неправда!

Сидевший поднял свои глаза и увидел лицо, перекошенное смертельным ужасом.

— Скажи, что это не правда, Эдди?

О, Эдд отдал бы полжизни, чтобы сказать это. Слишком хорошо знает он Генри, слишком любит его. Генри знает это. Генри понимает, что так не шутят. Это плохие шутки. Нет, Генри, это правда.

— Это правда, Генри!

Дверь таверны захлопнулась с такой силой, что зазвенели бутылки на столиках и на прилавке. Один из сидевших поднялся, но другой удержал его.

— Сиди, Эдд! Генри знает, что делает.

…Генри знает что делать…

V

ПОГРУЗКА еще не кончилась. Проклятый туман никак не хотел рассеиваться и люди ступали по сходням медленно, боясь сделать неверный шаг.

Человек, считавший ящики, ворчал, негодуя на туман, который был густ как молочный кисель и на проклятых лодырей, которые не берутся за такую выгодную работу.

— Эгэй! — крикнул он. — Эгэй, на борту!

— Есть на борту! — ответили сверху.

— Смена скоро? Дьяволы! Я продрог здесь, как кошка под водосточной трубой.

— Сейчас!

Через пару минут по сходням спустился грязный краснолицый человек, принял от считавшего опись, уселся на бочонок и прорычал:

— Ого, Биль! Там крепкий ром в каюте.

Биль растаял в тумане.