Жуков

Когда в Ставке изучалось это донесение Жукова, он своей властью уже перенес наступление на 3 сентября. Тут новая телеграмма из Ставки с резким приказом — немедленно наступать!

Жуков ответил Верховному по телефону, что можно отдать приказ войскам наступать с утра. Говоря это, он мысленно был с измученной пехотой, едва успевшей отрыть мелкие окопы, которые враг засыпал снарядами и минами. Она, повинуясь приказу, поднимется и пойдет в атаку по гладкой, как стол, степи навстречу верной смерти. Артиллерия не сможет поддержать атаку, снаряды еще подвозят, танки только подходят. В трубке Жуков отчетливо слышал дыхание Верховного. Сталин помолчал, а затем нехотя согласился отложить наступление до 5 сентября.

— Ну хорошо, — выдавил он из себя. — Если противник начнет общее наступление на город, немедленно атакуйте его, не дожидаясь окончательной готовности войск.

С 5 сентября три наши армии буквально штурмовали, хотя речь идет о полевых укреплениях, вражеские позиции. Стрелковые дивизии шли в атаку прямо с пятидесятикилометрового марша. Очень большой кровью отвоевывались считанные километры. Не больше. А в Москве Сталин гневно бросал в телефонную трубку: атаки не прекращать! «Ваша главная задача — оттянуть от Сталинграда возможно больше сил противника».

Требования Сталина, естественно, доводились до сведения командующих и старших офицеров. Столь же естественным было стремление некоторых из них выполнить сталинскую директиву любой ценой. Не считаясь ни с обстановкой, ни с потерями. Жуков оказался в труднейшем положении, и «сверху» и «снизу» на него оказывалось величайшее давление в пользу наступления, которое, как он и без этого понимал, было жизненно необходимо. Но предлагавшиеся методы… На совещании у командующего 1-й гвардейской армией К. С. Москаленко Жуков как гвозди вбивал в сознание вызванных:

«Мы воюем второй год, и пора бы уже научиться воевать грамотно. Еще Суворов говорил, что разведка — глаза и уши армии. А именно разведка у вас работает неудовлетворительно. Поэтому вы наступаете вслепую, не зная противостоящего противника, системы его обороны, пулеметно-артиллерийского, и прежде всего, противотанкового огня. Ссылка на недостаток времени для организации разведки неосновательна. Разведку всех видов мы обязаны вести непрерывно, круглосуточно, на марше и при выходе в районы сосредоточения. Нельзя полагаться только на патриотизм, мужество и отвагу наших бойцов, бросать их в бой на неизвестного вам противника одним призывом «Вперед, на врага!». Немцев на «ура» не возьмешь. Мы не имеем права губить людей понапрасну и вместе с тем должны сделать все возможное, чтобы выполнить приказ Ставки — разгромить вражескую группировку, прорвавшуюся к Волге, и оказать помощь Сталинграду».

Иные из слушавших, конечно, не принимали сказанное Г. К. Жуковым к исполнению, а он в те горячие дни не мог уследить за всем происходившим на участке наступления. Отсюда потери, несоизмеримые с более чем скромными достижениями.

На исходе многодневного беспрерывного сражения, 12 сентября, Жуков направил итоговое донесение в Ставку: «Начатое наступление 1, 24 и 66 армий мы не прекращаем и проводим его настойчиво. В проводимом наступлении, как об этом мы Вам доносили, участвуют все наличные силы и средства. Соединения со Сталинградом не удалось осуществить потому, что мы оказались слабее противника в артиллерийском отношении и отношении авиации…

Сегодняшний, день наши наступающие части, так же, как и в предыдущие дни, продвинулись незначительно и имеют большие потери от огня и авиации, но мы не считаем возможным останавливать наступление, так как это развяжет руки противника для действий против Сталинграда. Мы считаем обязательным для себя даже в тяжелых условиях продолжать наступление, перемалывать противника, который не менее нас несет потери, и одновременно будем готовить более организованный и сильный удар». Наверное, он припомнил свой последний объезд частей и соединений, когда заключил, что прорвать оборону врага и соединиться с 62-й армией наличными силами невозможно.

И добавил: «Вступление в бой армий по частям и без средств усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение защитников города, который без этого удара был бы взят противником. Никаких других и неизвестных Ставке задач мы перед собой не ставили». Последняя фраза как молния освещает величайшее внутреннее напряжение, которое испытывал в это время Жуков. Вероятно, донесение еще не успели получить и расшифровать в Ставке, ибо последовал вызов в Москву.