Врага, подступавшего к городу, командование фронта не сумело удержать, но свою безопасность обеспечивало. Жукова с группой генералов, пытавшихся войти в Смольный, задержали. Он назвал себя. Не помогло. Минут пятнадцать пришлось ждать, пока комендант штаба не разрешил лично доступ в Смольный. Жуков появился в разгар совещания Военного совета фронта, на котором под водительством самозваного стратега А. А. Жданова и послушного К. Е. Ворошилова обсуждалось, что делать, если не удастся удержать Ленинград. Коротко докладывалось о том, как именно взорвать и уничтожить важнейшие объекты города, Жуков послушал и передал сталинскую записку Ворошилову, тот прочитал и передал ее Жданову. Словопрение продолжалось. Пришлось Жукову закрыть заседание. Особых формальностей при сдаче дел бывшим командующим Ворошиловым не было. Жуков доложил в Ставку по прямому проводу: «В командование вступил». Собрав генералов штаба фронта попрощаться, Ворошилов с горечью отметил:
— Отзывает меня Верховный! Нынче не гражданская война — по-другому следует воевать. А в том, что разобьем мы здесь фашистскую сволочь, и минуты не сомневайтесь! Они уже высунув язык к городу лезут, собственной кровью захлебываются.
Из Ленинграда отбыл пресловутый «сталинский нарком», председательствовавший на кровавой оргии истребления десятков тысяч командиров Красной Армии в канун войны. Прояснилось, что на большее, чем на палаческие функции, он не был способен.
Первые решения Военного совета фронта под руководством Жукова: Ленинград защищать до последнего человека. Не Ленинград боится смерти, а смерть боится Ленинграда — вот лозунг момента. Навсегда забыть о мерах на случай, если враг ворвется в город. Этому не бывать.
Особенно возмутила Жукова подготовка к выводу из строя кораблей Балтийского флота, если немцы ворвутся в город. Наверняка он припомнил фатальное решение в русской военной истории — затопление кораблей Черноморского флота в бухте у Севастополя во время Крымской войны, чтобы интервенты — англо-французы — не получили еще поддержки от своего флота, который мог бы ворваться в гавань. Жуков, большой знаток военной истории, разумом и сердцем был на стороне тех адмиралов, которые выступали за сражение с англо-французским флотом. Конечно, гибель русского Черноморского флота была предрешена, но корабли пошли бы ко дну в бою! Теперь, в сентябре 1941 года, он практически повторил их аргументацию.
На заседании Военного совета в Ленинграде, вспоминал Жуков, «моряки обсуждали вопрос, в каком порядке им рвать суда, чтобы они не достались немцам. Я сказал командующему флотом Трибуцу: «Вот мой мандат, — и протянул ему записку, написанную товарищем Сталиным, где были определены мои полномочия. — Как командующий фронтом, запрещаю вам это. Во-первых, извольте разминировать корабли, чтобы они сами не взорвались, а во-вторых, подведите их ближе к городу, чтобы они могли стрелять всей своей артиллерией». Они, видите ли, обсуждали вопрос о минировании кораблей, а на них, на этих кораблях, было сорок боекомплектов (так в тексте.
Контр-адмирал Ю. В. Ладинский, вспоминая о днях своей боевой молодости — он командовал соединением кораблей, охранявшим морские подступы к Ленинграду, писал, что моряки почувствовали «нечто новое» с прибытием в город Жукова. «Флоту было приказано использовать на полную мощь все артиллерийские средства и авиацию, не оставляя никаких резерве:. Линкор «Октябрьская революция», эсминец «Стерегущий», канонерские лодки «Амгунь», «Москва», «Каме» и «Волга» вышли на Петергофский рейд и, не жалея боеприпасов, вели огонь по сухопутным целям. То же самое делали стоящие в Кронштадте линкор «Марат» и крейсер «Киров», а на позициях у Ораниенбаума — лидер «Ленинград», эсминцы «Славный» и «Грозящий». Крейсера «Максим Горький» и «Петропавловск» вошла в Неву и оттуда поддерживали огнем наши обороняющиеся части. В действии была также вся береговая стационарная и железнодорожная артиллерия».
Д. В. Павлов, в то время уполномоченный ГКО из снабжению фронта и населения Ленинграда продовольствием, запомнил, что Жуков, знакомясь с руководителями обороны города, порывался что-то сказать, но промолчал. Через многие годы, после войны, Павлов обратился к Жукову с вопросом, так ли это.
«Верно, — ответил Жуков. На прощание перед отлетом в Ленинград Сталин сказал, что положение на Ленинградском фронте очень тяжелое, и, если немцы возьмут Ленинград, наше положение политически крайне осложнится. Вашей задачей, сказал мне Сталин, является не допустить врага в Ленинград, чего бы это ни стоило.