Сражение в Померании, приближавшее взятие Берлина, подтолкнуло и Черчилля попробовать руку в стратегической дезинформации. Он пишет Сталину: «Гитлер попытается продолжить войну путем смертельной борьбы в Южной Германии и Австрии с возможным контактом через Альпы со своей армией в Северной Италии». Черчилль прекрасно знал, что уже шли тайные переговоры за спиной СССР о капитуляции немцев в Северной Италии. В послании в Москву он попытался убедить — заключительное сражение с рейхом разразится где-то вплотную к Альпам. Значит, все внимание туда. Доказательство: «Безжалостное и упорное сражение в Будапеште, а сейчас у озера Балатон вместе с другими приготовлениями подкрепляют эту мысль».
Прочитали и это послание в Кремле, надо думать, ознакомили с этой точкой зрения Жукова, он бывал в Москве. Разговоры об «Альпийском редуте» наше командование списало по графе домыслов. Больше того, свидетельствует Жуков, «Ставка к этому времени (последние дни марта.
Коль скоро подошло время подводить итоги отгремевших сражений на советско-германском фронте, а вероломство западных союзников, затеявших подозрительные переговоры с немцами стало очевидным, начальник Генштаба А. И. Антонов счел нужным довести 30 марта до сведения Дж. Маршалла: «Боевые действия на Восточном фронте в течение марта месяца не подтвердили данную им информацию». Антонов в изысканных выражениях высказал предположение, что «некоторые источники этой информации имели своей целью дезориентировать как англо-американское, так и советское командование». По посланию нашего Генштаба были в изобилии рассыпаны слова благодарности замечательным союзникам, за их «любезность» в предоставлении информации и выражалась надежда на получение новой. По мере приближения победы политика все больше вторгалась в военные действия.
В середине шестидесятых Маршал Советского Союза В. И. Чуйков затеял дискуссию на страницах печати, вернувшись к решенному и все же стремясь доказать — Берлин-де можно было взять в феврале 1945 года и тем значительно сократить сроки войны. Он стал всерьез утверждать, что войскам, прошедшим в Висло-Одерскую операцию 500 километров, было бы по плечу «с ходу» покрыть 60–80 километров, еще остававшихся до Берлина. Чуйков и другие помимо прочего упустили из виду то, о чем 15 марта Геббельс с глубоким разочарованием записал в своем «Дневнике»: «Наши генштабисты ожидали от Советов точно такой же ошибки, какую мы допустили поздней осенью 1941 года при разработке планов окружения Москвы, а именно: идти прямо на столицу врага, не оглядываясь ни направо, ни налево, и не заботясь о прикрытии флангов. С этим мы здорово просчитались в свое время».
Маршал Жуков не просчитался, вовремя понял намерения вражеского командования и разгадал дезинформацию союзников. Одновременно решил эти две сложнейшие задачи, а на поле сражения проявил свое мастерство, разгромив врага в Померании.
К середине апреля фронт Рокоссовского наконец вышел на восточный берег Одера до Балтийского моря, обеспечив северный фланг победоносных войск Жукова. На южном крыле немцев выбили из Венгрии, значительной части Чехословакии, в Австрии освободили Вену.
Главной задачей Красной Армии оставалось взятие Берлина. Жуков не прерывал работы над планом овладения столицей Германии с конца ноября 1944 года. В марте 1945 года его дважды вызывали в Ставку для уточнения деталей завершающей операции. Сталин ввел маршала в курс решений Ялтинской конференции, утвердившей границы зон оккупации Германии, Берлин после войны должен был находиться в пределах советской зоны.
Сталин ознакомил Жукова с согласованной линией в Германии, где предстояло встретиться советским и союзным войскам. Во время Ялтинской конференции советские войска находились примерно в 70 километpax от Берлина, англо-американские — в 500 километрах. Западные союзники, несмотря на обещания, не торопились с наступлением. Положение изменилось только в самом конце марта: форсировав Рейн, наши союзники начали довольно быстрое продвижение.
Генерал Эйзенхауэр сообщил в Москву, что намерен идти на северо-восток и юго-восток Германии, а на берлинском направлении остановиться на согласованной линии, проходившей по Эльбе. Когда в Ставке было получено это сообщение, «И. В. Сталин, — по словам Жукова, — отозвался об Эйзенхауэре как о человеке, верном своим обязательствам. Мнение это оказалось преждевременным». Быстро прояснялось: командование западных союзников вело войска и на Берлин, надеясь овладеть столицей Германии, если позволят обстоятельства.