В мемуарах Жуков лаконично напишет: «На это донесение мы не получили от Верховного быстрого ответа и конкретной помощи». Пришлось пока обойтись собственными силами. На начало февраля 1-й Белорусский располагал двумя танковыми и восемью общевойсковыми армиями. Жуков последовательно разворачивает обе танковые и четыре общевойсковые армии на север, образовав новый фронт, в Померании. Вот как виделись его действия с той стороны. Еще раз обратимся к Ю. Торвальду: «Сильная русская группировка двинулась вдоль Одера в направлении порта Штеттин. Войска Штейнера (11-я армия СС. —
Гитлер пришел на помощь преимущественно эсэсовскому воинству в Померании. Если на начало февраля там было в составе двух немецких армий 22 дивизии, то к середине месяца их стало более 40. Пришли боевые дивизии вермахта, а предстоящее наступление взял в руки сам Гудериан. Он вырвал у фюрера согласие действовать с молниеносной быстротой, ибо «Жуков не будет сидеть сложа руки, пока немецкие войска готовятся к удару». Замысел Гудериана заключался в том, чтобы обрушиться на наш фронт в Померании крупными силами, через долины рек Варта и Нетце выйти с тыла на Кюстрин. Программа-максимум — отбросить Красную Армию чуть не до Вислы!
Вот эту угрозу и рассмотрел Жуков, вот поэтому он ожидал содействия со стороны 2-го Белорусского фронта. Этот фронт, основные силы которого были задействованы в Восточной Пруссии, начал просимое Жуковым наступление 10 февраля. Однако продвигался медленно, покрыв за десять дней всего 50–70 километров. Немцы дрались насмерть. Что касается 1-го Украинского фронта, его войска сумели сломить вражеское сопротивление и выйти на реку Нейсе, то есть на уровень продвижения 1-го Белорусского фронта, только к концу марта.
Так случилось, что намерение маршала Жукова овладеть Берлином в середине февраля не осуществилось и война затянулась еще на несколько месяцев. Так что, Жуков неверно рассчитал? Нет, с военной точки зрения, как представлялось ему дело на конец января, он был абсолютно прав. В штабе 1-го Белорусского фронта в то время оценивали перспективы завершения вооруженной борьбы в Европе исходя из военной логики — Германия зажата между двумя фронтами. Как бы вяло ни велись там боевые действия, немцы вынуждены держать определенные силы на Западе. Но вмешалась политика, как действия Гитлера, так и наших западных союзников, внесли крутые изменения в положение на Восточном фронте.
Ставка не так быстро ответила на донесение Жукова от 31 января, ибо как раз в это время Сталин готовился к конференции глав правительств — СССР, США и Англии, — которая проходила в Ялте с 4 по И февраля. На ней советская делегация указала, что в результате перебросок немецких войск с запада «на нашем фронте может дополнительно появиться 35–40 дивизий». Следовательно, необходимо «ускорить переход союзных войск в наступление на Западном фронте». Желательно сделать это «в первой половине февраля».
Руководители США и Англии заверили, что так и будет. Они высоко оценивают подвиги Красной Армии в начале 1945 года, лестные слова звенели над столом конференции. А на следующий день после ее завершения США и Англия приступили к грандиозной операции по дезинформации доблестного союзника. 12 февраля глава английской военной миссии в СССР полковник Бринкман в доверительном порядке информировал наш Генштаб: немцы собирают две группировки для контрнаступления — одну в Померании для наступления на Торн, другую в районе Вена — Моравска — Острава для удара в направлении Лодзи. Следовательно, Красная Армия должна была, чтобы отбить врага, развернуться лицом к Востоку, в первую очередь 1-й Белорусский Жукова. Это повлекло бы за собой остановку нашего дальнейшего продвижения на Запад, больше всего на Берлин. Кто же без оглядки будет идти вперед, рискуя тем, что через Торн и Лодзь сомкнутся клещи вермахта достаточно далеко в тылу Красной Армии.