Тех, кто мог немедленно защищать Восточную Пруссию, уже не было. Прежде всего не было войск, которые могли бы отойти с Востока. Вот что происходило по ту сторону фронта, по описанию П. Карелла (как уже отмечалось, псевдоним начальника отдела печати МИД нацистской Германии П. Шмидта) в книге 1971 года. 25 июля из окруженного Витебска командующий 53-м корпусом генерал Гольвитцер сдал «героические» телеграммы, хотя, отмечает Карелл, «53-й корпус с его 35000 солдат и офицеров был обречен. В 19.30 командир корпуса передал свою последнюю радиограмму из города: «Даю личную клятву сражаться до конца. Гольвитцер». Это была сознательная ссылка на вошедшую в историю радиограмму, которую 23 августа 1914 года комендант немецкой крепости Циндао направил кайзеру Вильгельму. Тогда капитан Мейер Вельдек радировал из укрепленной немецкой базы в Китае: «Лично клянусь выполнять свой долг до конца». Капитан защищал Циндао со своими четырьмя тысячами солдат против 40000 японцев еще два с половиной месяца.
Гольвитцер не продержался со своим корпусом и двух дней. Утром 26 июня он готовился к прорыву на юго-запад. Отдельным немецким частям удалось к 27 июня достичь района в 20 километрах к юго-западу от Витебска. О том, что произошло дальше, повествует «История Великой Отечественной войны Советского Союза»: «Прорваться удалось лишь одной немецкой группе, насчитывавшей около 8 тыс. человек. Но она была вновь окружена и вскоре уничтожена. Утром 27 июня остатки вражеских дивизий приняли ультиматум советского командования о капитуляции и сдались в плен. Противник потерял под Витебском 20 тыс. убитыми, и более 10 тыс. пленными. В плен сдались командир 53-пт. армейского корпуса Генерал пехоты Гольвитцер и начальник штаба этого корпуса полковник Шмидт».
А что случилось с 206-й пехотной дивизией» которой надлежало удерживать Витебск? Несмотря на непрерывный поток радиограмм из ставки Гитлера, требовавших от 206-й дивизии «оборонять город до подхода подкреплений», ничто не могло остановить порыв наступавших советских войск. Немецкие части к северу от Витебска были разбиты. Город стал могилой для тысяч немецких солдат. Понимая это, генерал-лейтенант Гиттер днем 26 июня под свою ответственность отдал приказ прорываться из окружения. Раненых погрузили на повозки и на артиллерийские тягачи и в 22.00 немецкие части бежали из города.
Передовые отряды кое-как продвинулись на несколько километров. Затем они были остановлены и окружены соединениями 39-й армии русских. Отчаянная попытка прорвать линию советских войск штыковым ударом с криками «ура!» провалилась. Это было последнее сражение 301-го, 312-го и 413-го гренадерских полков, известных своими боевыми традициями в Восточной Пруссии. Уцелевших после боя взяли в плен в лесу. Лишь горстке солдат и офицеров удалось спастись. После долгих скитаний они добрались до немецких позиций, где и рассказали о трагической участи дивизии.
Коль скоро Восточная Пруссия находилась под угрозой вторжения, пункт по расформированию дивизии открылся в городе Рудольфштадте, Тюрингия. После кропотливой и трудоемкой работы — все документы и архивы погибли в витебской катастрофе — 12 тысяч похоронных извещений разослали родственникам погибших и пропавших без вести солдат и офицеров. 18 июля 1944 года было официально объявлено о гибели дивизии и отдан приказ о ее расформировании. Эту официальную дату гибели дивизии использовали для ее нового номера полевой почты — 18744 — как надпись о дне смерти, высеченную на надгробной плите». На том кончает свой скорбный рассказ Карелл.
18 июля ближайший подручный фюрера Мартин Борман записывает: «Русские у Августова, вплотную к границе Восточной Пруссии. Если их танковые соединения нажмут хоть немного, нам пока нечем остановить. Вновь формируемые дивизии все еще не имеют необходимых противотанковых средств!»
Теперь из сферы возможного к тому, что происходило в действительности. 11 июля Жуков прибыл на 1-й Украинский фронт и развернул свой командный пункт в районе Луцка. 13 июля фронт перешел в наступление и за пять дней продвинулся до 80 километров. Развернулась Львовско-Сандомирская операция, практическая подготовка которой прошла мимо Жукова. Сначала опа развивалась куда более медленнее, чем ожидали в штабе фронта и Ставке. Толчок операции был дан 18 июля, когда «в тот памятный день» рванулись на Люблин войска левого крыла 1-го Белорусского фронта. Впереди — Висла!
От успехов наших войск просто дух захватывало. Фронты катились на запад, прямо на запад. Хотя Жуков был с войсками 1-го Украинского фронта, мысль о том, что нужно сломить противника в Восточной Пруссии с ходу, не оставляла его. Он знал, что от этого зависело главное — эффективность нашего наступления на Берлин. Жуков, разумеется, не мог знать приведенное выше мнение Бормана. Но он видел обстановку. 19 июля он посылает внеочередное донесение «в собственные руки» Сталину. Документ Жуков не доверил телеграфу, а отправил с офицером. То было из ряда вон выходящее по важности донесение:
«Товарищу Сталину.