Жуков

Обстановка диктовала — нужны стремительные действия, не теряя и дня. Операции должны проводить абсолютно надежные войска, в которых исключался не только переход на сторону врага, но и дезертирство. Таким ударным соединением и была прибывшая из Москвы курсантская бригада. В скоротечных боях курсанты разгромили отряды Улагая. Главари частично сбежали в меньшевистскую Грузию, другие вернулись в Крым. Разрозненное сопротивление, партизанская война, однако, не угасала.

В повседневную жизнь курсантов вошли небольшие, но жестокие схватки. Утомительное, кровавое дело, осложнявшееся категорическими приказами не ожесточать мирное население. Больше того, помогать беднякам и семьям красноармейцев. Выставив заставы и держа оружие под рукой, курсанты ремонтировали дома, сельскохозяйственный инвентарь, надворные постройки. Помогали в работах. Как могли разъясняли жителям благородные цели Советской власти и низость царских генералов, не желавших сложить оружие перед народом. На гиперболы в первом случае и уничтожительные эпитеты во втором не скупились.

Хотя Жуков всем сердцем рвался туда, где происходили главные события — на Днепр, в Таврию и, наконец, к Перекопу, курсантская бригада осталась на Кубани. В Армавире лучшие курсанты были досрочно выпущены и направлены на пополнение частей, поредевших в боях с врангелевцами. Жуков принял взвод в 14-й отдельной кавалерийской бригаде, занимавшейся уничтожением улагаевцев, оставшихся от десанта и прятавшихся в Плавнях. Среди рубак-казаков появление красного командира Жукова, да еще в красных штанах, вызвало явное недоброжелательство и насмешки. Командиры, узнав, что он с 1915 года в армии, подобрели, бойцам своего взвода, а их было 30, Жуков коротко сказал:

— Меня уже предупредил командир полка Андреев, что вы не любите красные брюки. У меня, знаете ли, других нет. Ношу то, что дала Советская власть, и я пока что у нее в долгу. Что касается красного цвета вообще, то это, как известно, революционный цвет, и символизирует он борьбу трудового народа за свою свободу и независимость…

Выслушав командира, бойцы без слов разошлись. В самое ближайшее время Жуков повел взвод в атаку в конном строю, разбил банду без потерь со своей стороны. Разговоры о красных брюках кончились, а Жуков получил в командование эскадрон.

В конце 1920 года бригаду перебросили в Воронежскую губернию. Привычное дело — бои и разгром крупного отряда Колесникова, рвавшегося на север, на Тамбовщину, где разбушевалось антоновское антисоветское восстание. Туда, в центр крестьянской войны, пришлось держать путь и бригаде, в которой эскадронным был Жуков.

Они вступили в районы, обезображенные восстанием и жестокими карательными мерами, которыми попытались было подавить поднявшихся против продразверстки, самоуправства местных властей. К приходу бригады и других частей, срочно стягиваемых на подавление антоновцев, практика сжигания деревень и массовых расстрелов населения была прекращена. Даже рыцари ЧК и внутренних войск сообразили — тем самым восстание расширяется. Жукову пришлось принять участие в обычных военных действиях, обстоятельства избавили его от тягостной необходимости пятнать руки в крови гражданского населения, обывателей.

Руководитель Антонов не зря именовал повстанцев «армией», отряды строились по принципам регулярных войск, хотя тактика была сугубо партизанская. Враг был достоин уважения — те же русские люди, с которыми Жуков дрался бок о бок с немцами в 1916 году. Сколько было схваток, из которых он только чудом выходил живым. Один, но памятный эпизод, относящийся к 1921 году, как выразился Жуков, «на фронте против Антонова». «Как-то в одном из боев, — рассказывал он, — наша бригада была потрепана, антоновцы изрядно насыпали нам. Если бы у нас не было полусотни пулеметов, которыми мы прикрывались, нам бы вообще пришлось плохо. Но мы прикрылись ими, оправились и погнали антоновцев. Незадолго до этого у меня появился исключительный конь. Я взял его в бою, застрелив хозяина. Во время преследования я заметил, как мне показалось, что кто-то из их командиров по снежной тропке — был уже снег — уходил к опушке леса. Я за ним. Он от меня… Догоняю его, вижу, что правой рукой он нахлестывает лошадь плеткой, а шашка у пего в ножнах. Догнал его и вместо того, чтобы стрелять, в горячке кинулся на него с шашкой. Он нахлестывал плеткой лошадь то по правому, то по левому боку, и в тот момент, когда я замахнулся шашкой, плетка оказалась у него слева. Хлестнув, он бросил ее и прямо с ходу, без размаха вынеся шашку из ножен, рубанул меня. Я не успел даже закрыться, у меня шашка была еще занесена, а он уже рубанул, мгновенным, совершенно незаметным для меня движением вынес ее из ножен и на этом же развороте ударил меня поперек груди. На мне был крытый сукном полушубок, на груди ремень от шашки, ремень от пистолета, ремень от бинокля. Он пересек все эти ремни, рассек сукно на полушубке, полушубок и выбил меня этим ударом из седла. И не подоспей здесь мой политрук, который зарубил его шашкой, было бы мне плохо.