«Твой наставник принял на себя стрелу, которая была предназначена тебе. Хороший учитель даже свою смерть превратит в урок. Помни это. И прости его».
– За что?
«За то, что он тебя оставил».
Травник встал и отошёл от края площадки. Остановился перед псом.
– Ты знаешь Сны Драконов лучше, чем я, Эйнар. Можешь ты ответить на один вопрос? Всего лишь на один.
«Говори».
– Заветное желание Герты. Какое оно было?
«Как и у всех. Чтобы её любили».
– И всё?
«И всё».
– Оно… сбылось?
Пёс непонятным образом ухитрился пожать плечами.
«Сильна, словно смерть, любовь. Тебе виднее, Лис. Тебе видней».
Травник неловко повёл руками. Прошёлся пятернёй по волосам.
– Я говорил ему… ей… В общем, я говорил… Как думаешь, у эльфов и людей могут быть дети?
Ответа не последовало. Очертания пса заискрились и поблёкли, и там, где только что стоял Эйнар, вдруг стали чернота и звёзды.
Наступила ночь.
Растрёпанное утро рвалось в окна пеньем птиц и свежим ветром, и ещё каким-то необыкновенным звуком, приходящим лишь во сне – звучаньем флейты-пикколо, звенящим радостным мальчишеским сопрано, звоном ручейков и свистом ветра в парусах. Ещё звучали в нём дикий зов, восторг и упоение.
Жуга продрал глаза, одно мгновение лежал, соображая, что к чему, затем вскочил и бросился к окну, лишь чудом из него не выпав.
Высоко над городом летал дракон.
С тех пор, как Рик поднялся на крыло, он вытянулся, сделался большим и гибким. На шее и спине его прорезался остроконечный гребень, длинные отростки на макушке превратились в настоящие рога, блистающие, словно зеркала; на левом роге трепетал кумачовый флажок. Рик упивался воздухом, кружил, выделывал курбеты и нырял воздушным змеем, и при этом непрерывно выпевал затейливую песню торжества и подступавшей взрослости. Бока его играли золотым и красным. Восходило солнце, город был ещё в тени, и потому все эти яркие цвета на фоне синевы небес казались невообразимо чистыми и светлыми.
Лиссбург просыпался. За то время, пока травник отсутствовал, руины разобрали, и вообще вся улица Синей Сойки помаленьку отстроилась. Теперь повсюду жители распахивали окна и смотрели вверх. Одни поспешно прятались, другие, наоборот, восхищённо охали и присвистывали. Народ выходил на улицы, карабкался на крыши.
Тил тоже был на улице, стоял и весело смотрел, как Рик выделывает в небе кренделя.
– Вот чудеса… – пробормотал Жуга. – Откуда он тут взялся? Ты позвал?
Телли обернулся и блеснул зубами. Рассмеялся звонко, весело. Подбросил на ладони тонкую отполированную палочку и протянул её травнику. Тот машинально взял. Это оказалась свирель чёрного дерева, которую они вместе с прочим хламом унесли в чулан.
– Держи.
– Свирель? Зачем она мне?
– Это не свирель.
– А что?
– Манок. Когда тебе понадобится помощь, позови, и я приду. Рик услышит её где угодно, даже если он уйдёт играть обратно в Сны.
– Ты… Погоди. Что значит…
– Я ухожу, – не дав ему договорить, ответил Тил. – Точней, не так: Нелли и я уходим.
– Но зачем?
– Так надо, – эльф пожал плечами и снова посмотрел наверх. – Память возвращается ко мне, и с каждым сном я всё сильней понимаю, что это тоже метод любви. Я теперь не усижу на месте. А она не хочет больше быть одна. Да ещё в том доме… Нет, ты только взгляни! Красавец, а?
– Говорят, – раздался сзади голос Золтана, – что город, над которым спел дракон, всегда будет богат, а его жители счастливы.
– Это правда? – спросил Жуга.
Хагг пожал плечами:
– Так говорят.
– Так было, – вдруг вмешался Тил. – И даже люди помнят, что мы когда-то жили здесь. Я вспоминаю эту башню, слышу эхо – камни говорят со мной, и эти камни уложил в её основание мой народ.
– Толстуха Берта? – догадался травник.
– Да.
Золтан прикрыл глаза рукой от солнечных лучей. Дракончик пел.
– Зачем он это делает?
– Что делает? – не понял Тил. – Поёт? Ну, ты даёшь! Затем, зачем и все. Шлёт весть по всем мирам, что он уже взрослый и хочет жить, сражаться и любить.
– Да… – задумчиво проговорил Жуга, весь поглощённый мыслями о предстоящем расставании. – Это верно. Да. Но он ведь что-то выкликает? Или я не прав?
Улыбка Телли стала совсем уж хитрой.
– А разве ты ещё не догадался? Имя!
Золтан и Жуга переглянулись. Тил по-прежнему смотрел на небо и не обращал на них внимания.
– Хозяин года, месяца, – задумчиво проговорил Золтан, – всё это мне понятно. Пусть даже с чужих слов, но понятно. А он? – Здесь Хагг опять взглянул на небо, в котором резвился золотой дракон. – Он… кто? Хозяин
– Откуда мне знать? – пожал плечами травник. – Заранее эпоху не измерить: у неё есть границы, но не сроки. Поживём – увидим. Меня беспокоит другое.
– Что?
– Тил собирается уйти. И Нелли хочет увести с собой. Я не представляю, что делать.
– А, – кивнул Хагг, – я знаю. Он мне уже говорил. Может, так будет лучше.
– Ты думаешь?
– Она решит сама. Пускай идут: у них и так осталось мало времени для счастья. Ведь ты сам сказал, что близится война.
– Это Олле сказал, а не я. Притом, он ведь не сказал, когда она начнётся.