В России главную книгу Арцыбашева одним из первых взял под свою высокую защиту Александр Блок. Размышляя над литературными итогами 1907 года, он написал: "Санин" Арцыбашева, который печатался в "Современном мире" и теперь вышел отдельной книгой, кажется мне самым замечательным произведением этого писателя. Арцыбашев разделяет судьбу многих современных писателей, достойных всякого внимания: у него нет искусства и нет своего языка. Но здесь есть настоящий талант, приложенный к какой-то большой черной работе, и эта работа реальна: заметно, как отделяются какие-то большие глыбы земли и пробивается в расщелины солнце. Роман "Санин" заслужил больше всего упреков, когда он только начинался печатанием. Теперь, когда книга вышла целиком, ясно, что писатель нащупал какую-то твердую почву и вышел в путь. И это утреннее чувство заражает писателя. Вот в Санине, первом "герое" Арцыбашева, ощутился настоящий человек, с непреклонной волей, сдержанно улыбающийся, к чему-то готовый, молодой, крепкий, свободный. И думаешь - то ли еще будет? А может быть, пропадет и такой человек, потеряется в поле, куда он соскочил с мчащегося поезда, - и ничего не будет?" {Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М. - Л., 1962. Т. 5. С. 228.}
Весьма своеобразно, но без тени сомнений счел нужным защитить Арцыбашева и Горький, назвавший его книгу при первом чтении "реакционным романом". Обратившемуся к нему за советом адвокату О. О. Грузенбергу он написал: "Удивили Вы меня Вашим вопросом - защищать ли Арцыбашева? Мне кажется, что в данном случае - нет вопроса: на мой взгляд, дело не в том, что некто написал апологию животного начала в человеке, а в том, что глупцы, командующие нами, считают себя вправе судить человека за его мнения, насиловать свободу его мысли, наказывать его - за что?
Процесс против Арцыбашева - пошл и нагл, как все эти так называемые "литературные процессы" {Литературное наследство. Т. 95. С. 1001.}.
Но споры вокруг "Санина" и его автора не утихали еще долго, вплоть до тех дней, когда на них обоих был наложен категоричный запрет, оказавшийся долговечней и суровей любых ханжеских анафематствований.
"Живые под конвоем мертвых"
На вершинном взлете своей писательской славы, когда еще в полный голос гремели литавры похвал и раздавались проклятия, адресованные его конфискованному (во втором издании) "Санину", Арцыбашев пишет роман "У последней черты". В нем отразились отчаяние, надломленность, разочарованность людей в идеалах борьбы, их жажда умиротворенности, душевного просияния и тишины после только что кроваво прошумевшего урагана первой русской революции. Охватившая общество усталостная настроенность выражалась наряду с арцыбашевской прозой также в мистико-поэтических, надмирных рассказах и повестях Бориса Зайцева, религиозно-мечтательных романах Ивана Новикова и Зинаиды Гиппиус, исповедально-пророческой поэзии Александра Блока и Андрея Белого.
В эти годы литераторские ряды размежевались, по крайней мере, на две когорты: одни по-прежнему стояли лицом к жизни, воспевая в ней только светлое, прославляя человека-героя, буревестника; другие же с гневом отвратили свой лик от обманчиво-иллюзорных радостей бытия, пытаясь разглядеть, что там, за порогом жизни. Но была меж ними и прослойка третьих, отдававших дань и оптимистам, и пессимистам. По словам В. Львова-Рогачевского, "мрачное понимание жизни чудесным образом совмещалось в них с радостно-светлым отношением к ней". Среди "третьих" критики и разместили Арцыбашева, написавшего книгу о годах сладострастного самоуслаждения и - отчаянных самоубийств. На многих ее страницах не могло не запечатлеться растущее в писателе ощущение болезненности, человеческой своей хрупкости, недолговечности. Как и его чахоточный студент Семенов из "Санина", со слезами умиления, а подчас и жалости к самому себе глядит гордый духом, но хилый телом Арцыбашев на мир, словно в последний раз, и наглядеться не может, стремясь "одним взглядом охватить все и страдая, что не может до мельчайших подробностей удержать в памяти весь мир, с его небом, любовью, зеленью и синеющими воздушными далями".