— Это была фрау Блисс, моя новая экономка. А фрау Эшер снова вышла замуж.
Волков взял собаку на поводок. — Я из газеты узнал о случившемся, поэтому я и приехал. Я не знал, в каком отеле ты остановилась, иначе я позвонил бы.
— Ты жив! — повторила она ещё раз.
— И ты жива, душечка! Всё остальное не имеет значения.
Она смотрела на него. Ей сразу же стало понятно, что он имел ввиду — что всё остальное, её израненная гордыня и оскорблённый эгоизм исчезли под давлением последнего простого и отрадного факта, что любимый человек не умер, что он ещё жив, что он был здесь рядом с ней, что он мог дышать, независимо от случившегося и от того, где были его чувства в этот момент. Борис приехал к ней не потому, что был слабым человеком, и не из чувства сострадания; причиной его приезда стало осознание этого факта, поразившее его как удар молнии, последнее, что ему оставалось сделать и что нужно было сделать перед надвигавшимся концом, это осознание, устранявшие все проблемы, и которое озаряет нас, как правило, слишком поздно.
— Да, Борис, — ответила Лилиан. — Всё остальное не имеет значения.
Волков взглянул на багаж. — Когда у тебя поезд?
— Через час. Пусть себе без меня едет.
— И куда же ты отправишься?
— Куда-нибудь. Сначала в Цюрих. Мне всё равно, Борис.
— Тогда давай уйдем отсюда. Переедешь в другой отель. В Антибе я зарезервировал номер. В отеле «Дю Кап». Можем снять ещё один номер для тебя. Отослать твой багаж сразу туда?
Лилиан покачала головой. — Не надо, пусть остается здесь, — сказала она вдруг крайне решительно. — Поезд отходит через час, и мы уедем. Я не хочу здесь оставаться. И тебе надо возвращаться.
— Мне не надо возвращаться, — ответил ей Волков.
Лилиан взглянула на него. — Неужели ты выздоровел?
— Нет. Но мне не надо обратно. Я могу поехать вместе с тобой, куда ты захочешь, Лилиан. И насколько ты захочешь.
— Но.
— Я тебя тогда понял, — сказал Волков. — О Боже мой, душечка, как я понимал, что ты хотела уехать.
— Почему же ты не уехал вместе со мной?
Волков промолчал. Он не хотел напоминать ей о том, что она тогда наговорила. — А ты поехала бы со мной? — спросил он наконец.
— Нет, Борис. — ответила она. — Это правда. Тогда я не поехала бы.
— Ты не хотела брать с собой твою болезнь. Ты хотела сбежать от неё.
— Я уже ничего не помню. Может, и так. Это было так давно.
— Ты действительно хочешь уехать ещё сегодня?
— Ну конечно.
— У тебя спальное место?
— Да, Борис.
— У тебя такой вид, будто ты давным-давно ничего не ела. Зайдем в кафе напротив. А я сейчас гляну, можно ли купить ещё один билет.
Они перешли на другую сторону улицы. Он заказал ей яичницу, ветчину и кофе. — Я снова схожу на вокзал, — сказал он.
— А ты сиди здесь. Не убегай.
— Больше я никогда не убегу. Отчего это все так боятся, что я убегу? — Борис улыбнулся. — Не так уж плохо, если хотя бы один человек боится. Значит, он хочет, чтобы другой человек остался.
Она посмотрела на него. Губы у неё дрожали. — Я готова расплакаться, но не буду. Волков продолжал стоять у стола. — Ты просто очень устала. Поешь что-нибудь. Я почти уверен, что ты с утра ничего не ела.
Лилиан подняла голову. — Неужели я так плохо выгляжу?
— Нет, душечка. Но даже если бы ты и выглядела уставшей, то стоит тебе поспать пару часов, и всё как рукой снимет. Разве ты забыла?
— Да, — ответила Лилиан. — Я многое забыла. Но не всё.
Она начала есть, но вдруг остановилась и вынула зеркальце. Она внимательно вгляделась в своё лицо, в глаза и в синие тени под ними. Что ей говорил врач в Ницце? В лучшем случае до начала лета, а то и раньше, если она будет продолжать вести себя так безрассудно. Лето… здесь уже наступило настоящее лето, а в горах оно приходило поздней. Она еще раз посмотрела на свое лицо, а потом достала пудру и губную помаду. Вернулся Волков.
— Я получил билет. На этот поезд ещё не всё продали.
— У тебя спальное место?
— Пока нет. Может быть, что-нибудь освободится. А вообще-то оно мне и не нужно; я проспал всю дорогу сюда. — Волков погладил собаку, продолжавшую сидеть рядом с Лилиан. — А тебя, Вольф, придется сдать в багажный вагон; но мы тебя оттуда втихаря вытащим.
— Я могу взять его в моё купе.
Борис кивнул. — Во Франции проводники понятливые. В Цюрихе мы подумаем над твоим предложением.
— Я хочу обратно. — сказала Лилиан.
— Обратно? Куда? — осторожно спросил Волков.
Она молчала.
— Я была готова возвратиться, — сказала она в конце концов. — Ты, может быть, не поверишь мне.
— Почему же мне и не поверить?
— А почему ты должен мне верить?
— Когда-то я поступил точно так же, как ты, душечка. Это случилось много лет назад. Я тоже вернулся.
Лилиан раскрошила на тарелке хлебный мякиш. — Но ведь мало толку, если тебе об этом говорят заранее, правда?
— Да, не много. Это надо испытать и выпутаться самому. А то тебе всё время будет казаться, что ты упустил самое важное. — Ты уже знаешь, куда поедешь из Цюриха?
— В какой-нибудь санаторий. В «Белла Виста» меня, естественно, не возьмут.
— Да нет, должны принять. Но ты точно знаешь, что хочешь обратно? Ты сейчас очень устала и тебе нужен отдых. Ведь всё ещё может измениться.