Жизнь впереди

— Опять! — чуть не поминутно останавливала Лена и грозила: — Штрафовать буду… Буду штрафовать, по пятачку за ошибку, и всех разорю. Ну-ка, Толя… Что-нибудь про музыку… Вот, например, я была на днях в опере, слушала «Евгения Онегина». Ну, скажите мне, только самую-самую правду… Скажите, как по-вашему, хороший человек Онегин?

Толя ответил, что Онегин был очень умный, образованный и достойный человек своего времени, только с предрассудками. Лена энергично замотала головой: нет, нет, нет, она решительно не согласна… Евгений Онегин? Да это просто чванный, бессердечный себялюбец, он приносил всем страдание, от него шла беда и гибель всем, с кем он только ни соприкасался в жизни… Всем, всем! Разве неправда?

— Ой! — опять спохватывалась она. — Мы же хотели про музыку, а говорим опять про то же самое, про школу, про литературу… Толя! Да ну же!

К Лене то и дело подбегали старшие ученики, приглашая на танец. Анисимов с разгона, как на коньках по льду, заскользил к ней по натертому ради праздника паркету, уже издали вытянув ей навстречу руки. Даже сам Василий Михайлович, географ, веселый и добрый толстяк в золотых очках, тоже подошел, перед Толей почему-то извинился, а девочке сказал: «Один тур?» Но Лена даже учителю отказала, сославшись на усталость. Она всем отказывала, предпочитая оставаться с Толей.

И, наверное, был уже совсем поздний час, музыканты играли вяло, из последних сил, внизу все чаще хлопали двери, когда Толя снова увидел в глубине коридора Алешу с черненькой Таней.

Лена, подвинувшись, усадила обоих рядом с собой на широкий подоконник, сама прижалась к плечу подруги и затихла, только улыбалась своим мыслям, покачивая свесившимися с высоты подоконника ногами.

— Хорошо! Очень хорошо! — сказала она вдруг, с прежним лукавством и вызовом оглядывая обоих мальчиков. — А теперь признавайтесь, ребята, раскрывайте вашу тайну!

— Какую? — удивился Толя.

— Тайну? — переспросил Алеша.

— Вот именно! — присоединилась Таня к подруге.

— Не притворяйтесь, не притворяйтесь! Отлично понимаете, о чем идет речь! — звонко настаивала Лена. — Ну, хорошо, я спрошу тогда иначе. Ваш товарищ, — начала она, значительно растягивая слова и в такт им покачивая ногами, — ваш товарищ Коля Харламов попросил меня: «Скажите, говорит, этим ребятам: «А вас, Толя Скворцов, я давно знаю…» — и сразу, говорит, начнется театр…»

Уже не только в светлых глазах ее, но и в каждой черточке лица, в уголках губ, в вопросительно приподнятых бровях, в трепещущих от сдерживаемого смеха ямочках на щеках — всюду сияло озорное, детское любопытство.

— Смотрю! — вскричала она. — И в самом деле театр! У обоих лица сразу вытянулись, оба вспыхнули, оба… Таня! Ой, гляди!.. Да что опять с ними, Таня?

Она спрыгнула с подоконника на пол, отбежала несколько в сторону, чтобы удобнее было с расстояния наблюдать за удивительными изменениями лиц у обоих мальчиков.

Снова оба были смущены вконец, оба смотрели друг на друга с таким непередаваемым изумлением, что семиклассница, комсомолка, почти взрослая девушка вдруг превратилась в совсем маленькую девочку, восхищенно била себя ладонями по коленям.

— Да смотри же на них, Таня! Ой, смотри, что с ними делается!

18. Магомет идет к горе

В этот же вечер к Настасье Ефимовне пришла незнакомая женщина в черном пальто, обшитом каракулем по вороту и груди. Вошла, поздравила с праздником.

Девочки сидели за столом, покрытым сверх будничной клеенки свежей, в ярких цветах, скатертью. На тарелках и в вазочках перед ними лежали сегодня конфеты, яблоки, орехи. А в центре стола красовался на блюде большой, пышный пирог. Вся комната ради праздника была с особым старанием вымыта, вычищена, на окнах висели чистые занавески, и появление незнакомой женщины не только не смутило хозяйку, но было ей приятно: дом у нее как дом!

— То же самое и вас поздравляем! — ответила она.

Гостья попросила разрешения снять пальто — разговор ей предстоит долгий. Настасья Ефимовна повесила пальто на гвоздик. «Наверное, агитатор. Опять выборы скоро», — подумала она.

Девочки перестали есть и с любопытством посматривали на чужую тетю.

— Это тоже ваши? Как они удивительно похожи друг на друга!

— Двойняшки, — объяснила мать.

Обе девочки, как только заговорили про них, поднялись со стульев и, держась тесно, плечом к плечу, молча поклонились.

Евгения Николаевна улыбнулась им и, мягко притронувшись к локтю хозяйки, сказала:

— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.

Настасья Ефимовна, ничего не поняв про Магомета, на всякий случай с полным согласием покивала головой.

— А зовут меня Евгения Николаевна. Я классная руководительница у Толи. А вас как по имени-отчеству?

Настасья Ефимовна сразу засуетилась, в порыве почтительности и тревоги.

— Нашалил?.. Ах, боже мой, а я-то думаю… Садитесь, пожалуйста! Меня Настасьей Ефимовной… Неужели такого набедокурил, что вот… пришлось даже специально?..

Она торопливо переселила детей из-за большого стола к маленькому, игрушечному, в глубине комнаты.