Жизнь впереди

Он следил за выражением ее лица, пока она быстро водила глазами по строчкам. Потом придирчиво допытывался: сколько денег на карманные расходы дает она Коле и хватает ли у нее разума, осторожности, просто житейской дальновидности, чтобы контролировать сына буквально на каждом шагу? Ему самому некогда, к сожалению, он слишком занят, и дом, семья, сын целиком на ее ответственности! Понимает она это или нет?

Маленькая, хрупкая Варвара Алексеевна выслушивала мужа со снисходительной, даже как будто победоносной улыбкой. Она с удовлетворением оглядывала горку с хрусталем и фарфоровыми безделушками, дорогой китайский ковер нежнейших, блеклых оттенков, мягкие и пухлые узоры которого выступали с такой обманчивой выпуклостью… Она молчаливо приглашала мужа полюбоваться также шелковыми занавесками на окнах — они синие и почти прозрачные… А вся тщательно подобранная ею антикварная мебель? Полированное великолепие мебели зеркально отсвечивало светом и тенями… По справедливости, Владимир Павлович может сам ответить на вопрос, чиста ли у нее совесть за порядок в доме.

— Я о другом, Варя… Я про Колю говорю.

— А что? Не понимаю. Ну что, Коля?.. Почему?.. И какое отношение, скажи, пожалуйста, — начинала она сердиться и с гримасой оскорбленного достоинства кивала на газетный лист, — что общего ты усматриваешь между всем этим и… и нашим мальчиком?

Она с воодушевлением принималась расписывать всевозможные достоинства сына, радовалась его исключительным способностям, или хвастала лестными отзывами о Коле одной, и другой, и третьей учительницы. Владимир Павлович торопился унять поток материнского тщеславия.

— Брехунишкой растет… — пробовал он оправдать свою тревогу, но уже не в силах был утаить улыбки: все-таки, что ни говори, а Коля в общем молодчина! — Слушай, Варя… ей-богу, — предупреждал он, — любит Коля порисоваться. Я сколько раз замечал. И, пожалуйста, не надо удовлетворять все его прихоти мгновенно, как в сказке… «Ах, Коленька сегодня утром, — старался он подражать интонациям жены, — что-то такое упомянул про спортивный пиджачок с этакими большими накладными карманами…» И готово! В тот же день дорогая мамочка подносит сыну желанный подарок. Признавайся! Ведь так это и было? Вот я вижу на нем опять новый костюм!..

— Как это «опять»? Просто новый костюм. И почему бы нет? Коля уже не маленький, и его желание быть прилично одетым…

— Согласен. Заранее согласен со всем, что ты можешь сказать. Но не делай глупостей, не давай ему привыкать к мысли, что ему все на свете доступно. Заставляй его дожидаться каждой обновки по месяцу, по два, чтобы почувствовал как следует цену деньгам.

Она поводила плечами, точно ей становилось тесно от подобных упреков, а он требовательно продолжал;

— И чтоб не было в нем… не было этой опасной уверенности, будто он не такой, как все!

Такие вспышки разумной отеческой заботы возникали слишком редко — для этого требовались чрезвычайные обстоятельства, — и ощутимых результатов они не давали. Жизнь в маленькой семье инженера Харламова текла по установившемуся руслу: отцу было некогда, а мать оставалась все такой же легкомысленной, неспособной задумываться об опасностях, подстерегающих сына.

Случалось, во время отпусков или в большие праздники Владимир Павлович оказывался на продолжительное время дома, в семье. Тогда между отцом и сыном завязывались разговоры — всякие, и всерьез и в шутку. Рослый мальчик с насмешливым умом и непринужденной речью нередко увлекал отца. Владимир Павлович, забывая о своих намерениях с воспитательной целью прощупать мысли и интересы сына, держался с ним как равный с равным. Бывало даже и так, что сын с заметным чувством превосходства знакомил отца с такими сторонами жизни, о которых тот и понятия раньше не имел.

Так, однажды Коля распространился о современном состоянии киноискусства в разных странах. Владимир Павлович любил кино, при всей своей занятости пересмотрел почти все картины, о которых сын рассказывал теперь такие интересные подробности. Долго, не перебивая ни единым словом, слушал он.

— В Италии, — говорил Коля, — передовые режиссеры, авторы тех картин, папа, которые мы с тобой видели, привлекают для массовых сцен не актеров, а простой народ, жителей тех самых мест, где развивается по замыслу художников, действие: пастухов Сицилии, безработных Рима, крестьян Калабрии, обитателей пригородных трущоб Неаполя… Ты заметил, как это у них здорово получается? Например, в картине «Нет мира под оливами» актеры, занятые в главных ролях, просто растворяются среди настоящих пастухов! Помнишь? А «Два гроша надежды»? А «Похитители велосипедов»?

Тут Коля, внимательно следя за отцом — какое это на него произведет впечатление? — с солидной медлительностью произнес длинную и явно из чужих слов составленную фразу.

— Правдивое творчество художников, — сказал он, — переплетаясь с подлинными картинами итальянской уличной жизни, с колоритным фоном нищих трущоб или горных, пустынных, поросших одними жалкими колючками пастбищ, дают сплав такой изумительной реальности, которого еще не знало человечество…