Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих

— Простите меня, дружок, великодушно. Я иногда делился с Феликсом… про ваше непонятное уныние. Все при вас: молодость, красота, работа, дом, живые родители, друзья… Но какой-то червь гложет. Мне кажется, это уныние только усиливается. Так не далеко и до отчаяния… Мы думали-думали и придумали. Вам надо резко поменять жизнь. Вашу контору — на ВГИК. Прекрасно!

— Издеваетесь? — слезы текли и текли из моих глаз. — Какой ВГИК? Какие двадцать копеек? Вы издеваетесь…

— Какие у меня причины издеваться над вами, — сказал Крылов и опрокинул чашку с чаем. Как кажется, специально…

Я понеслась на кухню за тряпкой, по пути зашла в ванную, привела себя в порядок. Все-таки безобразие — нюниться перед больным художником. Когда возвратилась, разговор продолжился.

— Наташенька, я плохой советчик… Но, право, подумайте.

— О чем думать. Надо иметь таланты, — резко оборвала я. — А какие у меня таланты? Нету никаких.

— Дружок, поверьте седым волкам… Я от безысходности поступил во ВГИК. Что-то такое было — руки чесались рисовать. В Репинское в Ленинграде не приняли, поехал в Москву, в Суриковское провалился. А во ВГИК — пожалуйте! Окончил, получил корочки художника кино. Даже три картины сделал…

— У вас хоть руки чесались… — перебила я.

— Не боги горшки обжигают, дружок Наташенька.

На следующий день, глядя через окно на улицу с прохожими, я почувствовала, что мне не так тоскливо. Но, возможно, это было потому, что утром мне сказали, что повысили в должности — до старшего инженера с прибавкой к жалованью в пятнадцать рублей. Мне показалось, что Крылову это будет приятно услышать. По дороге я подумала, а успею ли я поступить во ВГИК в этом году. Был конец марта, снег почти сошел, по улицам бежали веселые ручьи. До свидания, дорогие, больше я вас не увижу… здесь.

Крылов, конечно, обрадовался повышению и, наверно, подумал, что тоска моя прошла. Я не заговаривала о ВГИКе, он тоже. Лера была дома — редкий случай. Мы просто сидели и болтали. Обсуждали новый жемчужный натюрморт художника. Мне он очень нравился.

— Иван Андреич! Это выставочная картина! — воскликнула я. — Правда! Я поняла, какая это красивая палитра цветов — жемчужная.

— Подарю вам, Наташенька, если поступите, — ответил Крылов.

Я осеклась. Заколотилось сердце, будто предстояло прыгнуть в темный глубокий колодец.

— Наташк, если ты уедешь от нас, мне будет очень тебя не хватать, очень-очень, — печально сказала Лера.

Я знала, что они желают мне только добра. Но… лучше синица в руках, чем журавль…

— В небе… — сказала я вслух.

— Над всей Испанией безоблачное небо, — улыбнулся Крылов. — Было, есть и будет.

Моя жажда путешествий была неистребима. Сразу после универа, я закончила курсы экскурсоводов и в выходные иногда возила группы в Москву. Автобусный маршрут пролегал через Владимирскую область. Я выучила типовой текст по Древней Руси: Владимир, Суздаль, Ополье, Юрьев-Польский, владимирцы и новгородцы, икона Знамения Божией Матери, князь Андрей Боголюбский. Никакой религии, исключительно история края…

В конце марта я поехала в Москву. Оставив группу на местного групповода, сама отправилась искать по адресу здание ВГИКа, около ВДНХ. Оказалось, что наша гостиница совсем рядом… С опаской я вошла в парадный подъезд овеянного легендами здания с вывеской: «Всесоюзный государственный институт кинематографии». В субботу внутри кипела жизнь. Студенты отличались от обычных — раскрепощенные, модно одетые. В обрывках разговоров запросто упоминались известные киношные фамилии. Я оробела: это же сколько тут талантов, куда мне… Если бы приемная комиссия была на третьем этаже, от страха я бы до нее не дошла. Но комиссия оказалась на первом, в темном коридоре.

— Хочу к вам поступить, — сказала я, войдя в нужную комнату, в которой сидела единственная женщина.

— На какой факультет? — безразлично спросила она.

— Э… э…

Тут раздался резкий звонок, женщина кивнула на столик со стопками листков и стала разговаривать по телефону. Я взяла по листку из каждой стопки: это были правила приема на разные факультеты. По дороге домой я изучила вопрос: везде, кроме экономического, был предварительный творческий конкурс.

Эти бумажки я разложила перед Крыловым и невесело спросила:

— Ну и куда мне податься?

— Наташенька, давайте думать, — смутившись, ответил он.

Стали мы думать… Не в один раз, но решили: на экономический поступать — глупо, на операторский — тяжелую камеру надо таскать, не женское дело, на киноведческий — вообще непонятно что, сценарный я сразу забраковала — писать не умела, оставался режиссерский — какие туда требовались таланты, был вопрос… Что двигало нами тогда — не понимаю. Может, азарт, будто в игру играли. На творческий конкурс было необходимо представить работы: сценарий телепередачи, очерк и чего-нибудь еще, лучше опубликованное: всего двадцать страниц машинописного текста. У меня не было ни одной.

— Сценарий, считайте, у вас в кармане. Направляйте стопы ваши к Ивану Всеволодовичу, что-нибудь придумаете про художественное училище.