Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих

— Насколько мне известно, подобное делают женщины, выходя замуж, — мягко ответил на мою дерзость голос.

— Какой у вас тариф? — спросила я деловито.

— А давайте мы с вами встретимся и все обсудим… Моя мастерская недалеко от вашего дома.

Меня распирало от любопытства, каков он, этот И. А. Крылов?

Мастерская находилась в огромной коммунальной квартире старинного дома на главной улице города. Я жила в отдельной квартире чуть-чуть поменьше на той же улице и понятия не имела, что существуют подобные трущобы. Пока мы дошли до нужной комнаты, пришлось миновать множество закоулков, пройти зигзагом, споткнуться о чужой велосипед и вообще — мне стало жутко. Куда меня опять несет?

Комната была средней величины, с выщербленным паркетом на полу, с грязно-серым потолком с обвалившейся лепниной. Обои были тоже не первой свежести, но их хотя бы завесили картинами… Заметила и несколько ню — «обнаженок», написанных, кажется, с одной и той же натуры. На самодельных деревянных полках лепились всяческие художественные предметы, в беспорядке лежали разнообразнейшие краски — в тюбиках, баночках, каких-то железячках. Кистей была тоже уйма… Посредине комнаты стоял мольберт. Меня смутил разложенный диван с постельными принадлежностями, я глянула на него вопросительно, и Иван Андреевич пояснил:

— Видите ли, дружочек, я здесь и живу с женой…

Вот те раз… Совсем не так представляла я себе жилище известного в городе художника. Как можно брать с него деньги, он же нищий… Мне стало не по себе. Сразу вспомнилось из выдолбленного почти наизусть «Золотого теленка»: «Между тем обитатели большой коммунальной квартиры номер три, в которой обитал Лоханкин, считались людьми своенравными и известны были всему дому частыми скандалами и тяжелыми склоками. Квартиру номер три прозвали даже Вороньей слободкой. Я не представляла, что на центральной улице большого областного города СССР существует подобная Воронья слободка. И хотя склок и скандалов было не слышно, однако номер квартиры был тоже три…

— Присаживайтесь, дружочек, вот в это кресло, — предложил художник. — Небольшой беспорядок. Но это не помешает работе.

Кресло жалостливо скрипнуло, лишь только я аккуратно присела на край.

— А вы знаете, настоящий-то Крылов был большой весельчак, — попытался замять неловкость художник. — Знаете? Однажды, когда он слушал в театре оперу, его соседом оказался какой-то меломан. Он притопывал в такт музыке, подпевал певцам, одним словом, мешал. «Безобразие!» — громко сказал Крылов. «Это вы мне?» — спросил сосед. «Ну как вы могли такое подумать! — ответил ему Крылов. — Это относится к тому господину на сцене, который мешает мне слушать вас».

— Смешно, — согласилась я. — Но, наверно, пойду… Я все-таки не натурщица, это так как-то все случилось… случайно.

— У каждой случайности есть своя цель, у каждого случая есть свой смысл… Никогда не задумывались? — тормозил меня художник.

— Ну… не знаю. Мало было случаев, чтобы выводить закон…

— Это да… молодость. Начинайте отсчет.

— Хорошо, — поднялась я со скрипучего кресла. — Вижу, у вас есть натурщица для обнаженки, а у меня совсем нет времени, диплом пишу. Простите за беспокойство.

— Да, для обнаженки, как вы выразились, позирует мне жена, моя муза… Знаете, у Ахматовой?

Когда я ночью жду ее прихода,

Жизнь, кажется, висит на волоске.

Что почести, что юность, что свобода

Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало,

Внимательно взглянула на меня.

Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада?» Отвечает: «Я!»

— Хорошее стихотворение. Я вообще стихи не люблю. Только вот такие — где смысл сразу проглядывается. Четко, ясно и понятно.

— Это от вашего логического склада ума.

— Да, на мехмате учусь, ничего удивительного, — продолжала я дерзить.

— Стихотворение действительно с глубоким смыслом. Оно понятно людям творческим — тем, кто всегда ждет эту самую музу. А кто не ждет… Про Ахматову в недалекие годы говорили, что она выражает вкусы салонной поэзии, которое есть аристократическое эстетство и декаданс, «искусство ради искусства». И ее пустое и безыдейное творчество чуждо нашему народу.

— Не слышала… Не проходили в школе, — отрезала я, потому что смысл произнесенных слов был мне непонятен.

Я не знала ни про декаданс, ни про аристократическое эстетство. Я вообще не слышала про Анну Ахматову.