Жизнь вдребезги

Жорж переходит бульвар, не призывая к осторожности. Но Паразит следует по пятам в метре от него. На солнечной стороне жара адская. Если бы только противный Паразит смог получить хорошую головную боль, которая уложила бы его в постель на недели! Жорж останавливается перед витриной. Он разглядывает ласты, баллоны, толстые подводные очки. Возле него Паразит сосет свой палец… Недели свободы! Не нужно больше отчитываться, объясняться… «Как твой брат?» — «Был умницей». — «Тогда завтра своди его в кукольный театр!»

Сущая каторга! Самая унизительная! Нет. Больше так продолжаться не может. Жорж вновь и вновь думает о своем брате. Это только для Паразита: «бедный цыпленочек», «милый малышка», «пупсик»; ему засовывают пальцы между воротником и кожей, чтобы узнать, не вспотел ли он; ему щупают лоб, ладошки… Поцелуйчики… Кто отправляется бай–бай, словно амурчик… А я? Меня ни в грош не ставят. Я — поводырь, слуга, раб…

Паразит наклоняется, чтобы подобрать окурок. Это его последнее увлечение. Жорж не вмешивается. Пусть он сосет его, проглатывает, если это доставляет ему удовольствие. Жорж промакивает себе лицо. Это ему солнце доставляет неудобства. Он переходит в тень. Паразит все время тут.

Улицы начинают спускаться к Сене. Прохожие прогуливаются; хорошая погода накладывает на их лица как бы отпечаток некого счастливого изумления. И Жорж говорит про себя, что мог бы попытаться потерять Паразита. Это не трудно. Но к чему бы это привело? Отец, мать, дедушка, бабушка — все накинутся на него… «У тебя сердца нет… Ты завидуешь своему брату…» А найденный Паразит снова займет свое место, свой трон. И все начнется сначала.

Нет. Этот способ не подходит. А может быть, и нет никакого способа! Вот река, лодки на ней, свет от нее. На сводах мостов пляшут сонмы зайчиков. Жорж спускается к набережной. Там он будет в покое. Паразит от воды в восторге. Он садится, свесив ноги. Время от времени он показывает на корабль, на вереницу барж. Красиво… Красиво…

Да, старина, красиво, развлекайся и оставь меня в покое!.. Жорж закуривает сигарету. Справа виднеется спящий бомж, слева рыбак, время от времени почесывающий свои веснушки. Жизнь отступила, шумит где–то вдали. Она вынашивает тысячи невысказанных мыслей. Достаточно было бы легкого толчка. Вода в этих местах глубокая. Поплавок у рыбака закреплен на леске очень высоко. Свыше трех метров. Но какое найти объяснение? Сказать: «Это Морис меня туда потащил»? А почему бы и нет? Разве капризы Паразита не являются приказами?.. А что потом? Его вам могут выловить, этого вашего Паразита! Конечно же в последний момент найдется какой–нибудь отважный спасатель… А затем достаточно будет запихнуть продрогшего Паразита в такси и на скорости отвезти его обратно. Сцена, возможно, будет ужасной, но зато потом кончатся эти ненавистные прогулки. Уж больше никогда бы не доверили драгоценного Паразита его брату.

Жорж смотрит на Паразита, который зажал ладони между ляжками и отбивает такт пятками по камню парапета. Один совсем легкий толчок! Бомж крепко спит. Рыбак забыл обо всем на свете. Жорж подходит. Паразит поднимает глаза.

— Пить! — говорит он.

А! Ты хочешь пить! Так вот, ты сейчас напьешься, обещаю тебе это. Жорж совсем рядом. Он сдерживает дыхание, собирается с силами.

Все произошло очень быстро. Вода наполнила рот Жоржа. Он поднимает вверх руку. Течение уже уносит его. Он видит круглое лицо Паразита, косой разрез глаз, приплюснутый нос, идиотскую улыбочку. Идиот, когда ему восемнадцать лет, силен и ловок, как горилла.

Небо такое голубое. А теперь зеленая вода со всех сторон становится все темнее.

Обмен любезностями

Жан–Луи Валграну двадцать шесть лет, а Мишлин, его жене, двадцать четыре. Жан–Луи служит клерком у нотариуса. После смерти своего отца он унаследовал около тридцати тысяч франков, и Мишлин — тоже оставшаяся сиротой — располагала приблизительно такой же суммой. Нотариус, который очень любил Жан–Луи, понял, что молодая семья скоро растратит это небольшое состояние без выгоды. Он счел своим долгом расхвалить им преимущества пожизненной ренты. «Очень легко, — сказал он им, — найти какого–нибудь старичка, владеющего имуществом и склонного совершить выгодную для всех сделку. Я как раз знаю одного пожилого господина — Эмиля Мобьё, которому восемьдесят лет. Он достаточно… пожил, и, трезво мысля, можно рассчитывать на то, что… Ведь так?.. Хоть его дом и не очень велик, за то хорошо расположен — в тихом квартале в Исси–ле–Мулинё — и окружен небольшим садиком. Все стоит по меньшей мере двести тысяч франков… Двадцать миллионов старых франков. Ваш начальный взнос будет незначительным, и вы конечно же найдете подходящую почву для соглашения по ежемесячным выплатам».