Жизнь в зеленом цвете - 4

Следующие несколько дней были адом; Гарри с ностальгией вспоминал второй курс, когда все его боялись. Теперь его просто тихо ненавидели, и это было куда труднее. Всё бы ничего… к косым взглядам Гарри привык, кроме опустошающего одиночества, ничего не помнил с самого детства. Но волны неприязни, ненависти, опаски, высокомерной брезгливости, презрения, зависти, направленные на него, заливали замок сверху донизу, и Гарри не мог даже спать из-за дикой головной боли - так и сидел всю ночь на кровати, закутавшись в мантию-невидимку, ещё хранившую, как казалось Гарри, пряные запахи беззаботного прошлого Джеймса Поттера, и раскачиваясь из стороны в сторону, осторожно, чувствуя, как тупая боль, похожая на бильярдные шары, перекатывается внутри головы, слегка задевая кожу, размеренно, медитативно. Он мечтал, чтобы эта треклятая способность отключилась хотя бы на одну ночь, но такое количество эмоций, направленных в него лично, похоже, что-то переклинило в загадочном ментальном механизме. Никакие зелья и заклинания не оказывали на боль никакого влияния; она ведь гнездилась не в теле, а в разуме. Но нельзя сказать, что Гарри не перепробовал всё, что мог, чтобы хотя бы уменьшить боль; нечего и говорить о том, что ни малейшего положительного результата он так и не достиг.

Глаза у него по утрам были красные, как у достопамятного Вольдеморта, торчавшего из затылка Квиррелла. Холодная вода на третий день перестала помогать разлеплять глаза, на пятый они уже и сами не закрывались - Гарри просто впадал в некое оцепенение, словно готовился впасть в спячку.

Есть не хотелось совершенно; Гарри только пил воду, сок и чай, потому что за бессонную ночь, заполненную болью, бессвязными обрывками мыслей и попытками нащупать границы между реальностью и полуснами, проходившими перед глазами этакой галереей ненавязчивых галлюцинаций, губы пересыхали напрочь и трескались до крови. Гарри привык уже к постоянному солоноватому привкусу во рту, но привкус этот ему всё равно не нравился.

Мантии болтались на нём, как на вешалке, под глазами залегли чёрные круги и глубокие мешки одновременно; как-то раз Невилл участливо поинтересовался: «Гарри, ты упал где-то? Я когда споткнусь и о шкаф приложусь глазом, так у меня точно такие же синяки… я много способов знаю, как от них избавиться, давай помогу». Гарри отказался вяло, еле разделяя слипшиеся губы, но непреклонно.

Учёба шла ни шатко, ни валко. Гарри тратил по целому вечеру на написание одного эссе, но торопиться ему было некуда, и он откладывал перо и пергамент только тогда, когда чувствовал, что написать что-нибудь осмысленное не сумеет физически, хотя и заснуть не сможет тоже. Голова Гарри на лекциях клонилась к парте, но он упрямо записывал всё, что говорили профессора - затем, чтобы хотя бы немного отвлечься от этих ощущений, от чужого негатива, от непрестанной боли. Он был бы на грани истерики, если бы был способен ещё на истерику. Ему нужно было спать; долго-долго, в безопасности и тепле. Гарри казалось, это совсем немного, но и этого у него не было. Он только питал надежду, что эмоции рано или поздно утихнут, должны же все привыкнуть к его чемпионству; что, у всей школы других дел нет?

К концу недели то ли накал эмоций окружающих начал спадать, то ли Гарри привык окончательно, но ему показалось, что боль стала уменьшаться. Он даже немного воспрял духом и написал для Снейпа вполне сносное сочинение о свойствах лунного камня в зельеварении.

После обеда в пятницу Гарри понял, как жестоко ошибался.

За обедом не присутствовали Малфой сотоварищи, то бишь со своей приближенной свитой - опять же, за исключением Забини, который в гордом одиночестве терзал свой кусок стейка, имея, похоже, столько же охоты есть, сколько и Гарри - правда, непонятно отчего. Зато на сдвоенные с Гриффиндором Зелья четвёртый курс Слизерина явился в полном составе. На мантиях у них всех (даже у вроде бы держащего в последнее время нейтралитет Забини) сверкали алыми буквами значки: «Поддержим Седрика ДИГГОРИ - НАСТОЯЩЕГО чемпиона Хогвартса!». При нажатии на значок эта надпись сменялась другой, зелёной, но не менее яркой: «Поттер - вонючка».

При других обстоятельствах значки могли бы заставить Гарри вспомнить о беспалочковом Круциатусе - особенно при взгляде на самодовольную рожу Малфоя, которая так и напрашивалась на встречу с ближайшей каменной стенкой. Но сейчас он только безучастно изучил значки и высказал своё веское мнение:

- Такие цвета никому из вас не идут. Фиолетовый или синий был бы лучше, - с этими словами Гарри прошёл на своё излюбленное место - последняя парта среднего ряда - и принялся выкладывать вещи. Малфой глядел Гарри в спину с практически детским возмущением; кажется, он предпочёл бы, чтобы у него отобрали конфетку, чем возможность уязвить Гарри.

Хоть какая-то польза от этой треклятой боли.