Жизнь в солнечном луче

— Было дело. Разговор. Не совсем по душам. Но не это главное, Сережа. Понимаешь, мама приказала мне выложить фотографу триста рублей. Лошадка — артельная, не его. Знаешь, для него триста рублей — это много. Но где я возьму триста? Украсть?! Но это значит — опять кого-то обидеть.

Сергей улыбнулся: ему понравилось замешательство Андрея.

— Найдем,— ответил он.

— Где? Под камнем?

— Завтра утром, к семи часам, будь на станции. Триста рублей — это четыре дня работы на разгрузке. Вдвоем. Согласен?

— Конечно, Сережа!

— Теперь идем,— сказал Сергей. — В аэроклуб. Ты должен там заниматься.

— Ты так решил?

— Да, решил.

— И обжалованию твое решение не подлежит?

— Не подлежит.

— Раз ты так решил, значит, все продумал. Спасибо, Серега. Но почему? Ну, вот ты сам. С чего у тебя началось?!

— Хорошо,— уверенно ответил Сергей. — Я долгое время жил у деда, под Чебоксарами, в Чувашии. До его смерти. Он часто рассказывал, как в тридцать третьем году ходил на поиски польской авиэтки, на которой летели полковник Филиппович и средний брат Леваневского, польский летчик. Был перелет Варшава — Красноярск. Разбились.

— Нашли?

— Не знаю. Дед не нашел. С этого, с его рассказов, и началось. И еще. Я увидел дирижабль. Мне было года три или больше, не помню. Но дирижабль запомнил. Зрелище! Ты не видел?

— Никогда.

— И не увидишь. Их время кончилось. Годятся они теперь разве для тушения лесных пожаров да сбора грибов.

— А еще, Сережа?

— Я вообще бредил самолетами, планерами. Понимаешь — это как болезнь. Пришли мы с хлопцами в аэроклуб, в первый раз. Попросились чуть ли не сразу в небеса. Смешно вспомнить. А нам показали на груду ржавых листов, болтов и еще чего-то. Говорят: вот здесь два старых разобранных планера, соберите из них один. Ребята испугались и ушли, а я остался. Конечно, мне помогли собрать планер. Летать на нем, сам понимаешь, было невозможно, но зато устройство, хоть и нехитрое, я изучил в совершенстве. Знал каждый болтик. Ну, пошли!

— Так сразу и пошли? — спросил Андрей.

— Сразу.

— А подумать?

— Что тут думать? Нечего без толку шляться целое лето!

— Каникулы придумал не я, а министр просвещения, и я обязан ему подчиняться. Впрочем, ладно, пошли.

На маленьком местном аэродроме они прежде всего нашли инструктора, Сергей сказал ему:

— К нам пришел новенький. Фанатик авиации. — Андрей отвернулся. — Есть все: сила воли, выдержка и просто сила. Боится только пауков.

— Откуда ты знаешь? — спросил Андрей.

— По глазам видно. Разве ты их не боишься?

— Боюсь.

— Вот видишь!

— Отлично,— сказал инструктор.

— Что — отлично? — спросил Андрей. — Пауки? Будете приучать к ним?

— Конечно,— ответил инструктор. — Все важно. Там, Сережа, в ангаре есть кое-какое барахло. Знаешь? Ну, пусть попытается собрать из трех планеров один.

Андрей усмехнулся.

— Ты ему помоги. Недели вам хватит?

— Хватит,— ответил Сергей. Он взял друга за руку и повел к ангару.

— Ты меня ведешь за руку, как мальчишку.

— А ты и есть мальчишка,— оборвал Сергей.

— Ну, знаешь! — вскипел Андрей.— Катись ты со своим барахлом! Не хочу! Понимаешь ты — не хочу!

Сергей догадался, что больно задел самолюбие Андрея, но сообразил он это слишком поздно и, не видя другого решения, зашагал дальше по зеленой траве.

Андрей минуту размышлял. Перед глазами зеленело поле, и даже небо окрасилось в цвет травы. Злость на Сергея и боязнь потерять друга только на мгновение уравновесились.

Он побежал вслед за Сергеем.

Догнав его, он сперва шел рядом молча, потом с трудом решился сказать:

— Сережа, ладно, для тебя.

Сергей остановился, процедил сквозь зубы:

-— Для Сергея Густова ничего не надо. Понял?

— Я тебе верю! — крикнул Андрей. — Понял ты?

— Ладно, идем.

Они пошли в ангар.

Когда возвращались домой, Андрей заметил:

— У меня такое впечатление, что для тебя каждый планер — что человек живой.

— Ты о чем?

— Да об авиации! Она мне нужна?

— Нужна.

— Знаешь, у Некрасова? Поэтом можешь ты не быть…

— Знаю,— ответил Сергей. — Если человек рожден быть поэтом, значит, он должен быть только поэтом. И только. А что комбайнеры нужнее морских капитанов и землекопы важнее летчиков, так мы с этим еще поспорим. Понял?

— Слишком сложно для меня. Но — хорошо. Только не думай, пожалуйста, что я приношу жертву. Жертвы в моей жизни невозможны. Я сразу брошу, как только мне надоест. Договорились?

— Не надоест.

— Ты все знаешь!

Андрей улыбался, но Сергея его улыбка нисколько не задела, он считал себя правым, считал, что нашел единственное возможное для Андрея решение.

Расстались они возле Бабушкиной школы.

Андрей отправился домой.

Проходя мимо газетного киоска, Андрей увидел книгу, которую с весны искал. Он взял ее и стал перелистывать.

Рядом с Андреем остановилась грузная дама, жившая недалеко от Пестовых. Андрей ее невзлюбил давно. Кроме того, что она частенько вмешивалась в чужие семейные дела, она еще считала себя очень интеллигентной и всегда жаловалась:

— Ах, этот Никополь, эта дыра…

А Андрей любил свой город!

Однажды эта дама сказала матери Андрея:

— Здесь даже хорошую музыку не услышишь. Я уже пять лет не слышала ни единого звука Шонена.

Андрей вмешался: