Жизнь в ролях

Если бы мне сказали, что после премьеры никаких изменений не предвидится, что для эксперимента в спектакле нет места, я бы, наверное, ответил, что, пожалуй, не являюсь лучшим кандидатом на роль. В самом деле, если вы будете каждый вечер делать одни и те же жесты, произносить одни и те же фразы с одинаковыми интонациями, в одном и том же месте по ходу пьесы прихлебывать напиток, вы рано или поздно невольно станете работать спустя рукава, перестанете относиться к себе критично. Случись такое – и можете считать, что вы как актер умерли и превратились в робота. Каждое театральное представление, даже когда речь идет об одном и том же спектакле, должно иметь свои особенности, чем-то отличаться от предыдущего.

Каждый день в зале, погруженном в темноту, сидят другие зрители. Да и вы сами постоянно меняетесь, ежедневно становясь старше. Может, сегодня в вашем голосе слышна хрипотца. А может, вы напились перед спектаклем чаю и, находясь на сцене, чувствуете, что вам отчаянно хочется отлить (кстати, в самом деле не стоит пить много жидкости перед представлением). Или вы, скажем, голодны. А может быть, простужены. Все это надо использовать. Пусть на этот раз ваш ЛБД на сцене то и дело сморкается. Особенности вашего состояния вы должны выносить на сцену и смотреть, какие из них вы можете обернуть себе на пользу, тем самым сделав образ вашего героя более полным и точным. Хотя, разумеется, кое-что вам придется отбрасывать.

Итак, когда мы с Биллом и Робертом уселись за стол в моем гостевом домике в Калифорнии, чтобы выпить кофе, первым делом я захотел выяснить – готовы ли они к внесению изменений по ходу спектакля? Или же предпочитают «заморозить» его под тем предлогом, что «пьеса есть пьеса» и «менять авторский текст никому не позволено»?

Мы немного поговорили. А потом я предложил почитать некоторые отрывки.

Мои гости пришли в восторг. Поскольку с самого начала дело было представлено мне таким образом, что наша встреча не является пробами, им было неловко попросить меня прочесть им вслух несколько фрагментов. Но я уверен, что в душе они гадали: справится ли этот парень с той задачей, которую мы собираемся на него возложить?

Роберт сам выбрал подходящую, с его точки зрения, сцену. Как насчет вот этого отрывка с Хьюбертом Хэмфри? Я стал читать, мои гости – слушать. Я пытался экспериментировать по ходу дела, слегка меняя тембр голоса ЛБД, – и вдруг почувствовал, что главный герой понятен мне.

К концу нашей встречи мы все поняли то, что хотели понять. Я подошел Роберту и Биллу, а они понравились мне. Они оказались не из тех, кто не приемлет никаких изменений, и они понимали, что роль, которую мне предстояло сыграть, весьма сложна. У меня сложилось отчетливое впечатление, что мы сработаемся и станем хорошей командой. К тому же я достаточно ясно увидел себя в роли ЛБД. Так что все должно было получиться.

Мы сообщили о результатах встречи своим агентам и подписали контракт. Готовый спектакль должен был быть представлен в Бостоне в конце лета 2013 года.

Я погрузился в изучение личности моего героя. О Линдоне Джонсоне написано много, и я буквально тонул в материале, пожирая шедевры Роберта Каро, слушая записи его выступлений, которые собрал Майкл Бешлосс, изучая мемуары самого ЛБД, вышедшие под заглавием «С точки зрения президента», а также книги Дорис Кернс Голдвин, Джозефа Калифано, Тейлора Бранча и Марка Апдегроува. Я также посетил весьма впечатляющую библиотеку ЛБД в Остине, штат Техас, и впитал все, что мог.

И, разумеется, я со всем возможным вниманием читал и перечитывал замечательную пьесу Роберта Шенккана «От начала и до конца».

Затем я отправился в Кембридж, где мы должны были поставить спектакль в Американском репертуарном театре перед тем, как везти его на Бродвей.

Собравшись вместе, мы, то есть Роберт, Билл и я, еще раз перечитали текст пьесы… и пришли в ужас. Выяснилось, что он очень плохо запоминается. До этого я читал его, думая лишь о том, как сыграть ту или иную сцену. Теперь же я думал совершенно о другом: господи, как много мне придется заучивать наизусть.

К концу встречи мы с грехом пополам выработали схему предстоящей работы. До первого прогона оставалось четыре недели. Мы решили, что в первую неделю будем репетировать первый акт, на вторую – второй. На третью неделю – «сшивать» весь материал воедино. Четвертую неделю мы решили использовать для решения технических вопросов, то есть всего того, что касалось костюмов, освещения, грима и звукового оформления.

Итак, для работы собственно над спектаклем мы располагали всего тремя неделями.

О господи.

Что я наделал? Или, точнее чего я не сделал? Мне казалось, что главное – появиться в условленное время в Бостоне с продуманным и проработанным образом главного героя. Но, увлекшись изучением его жизни, его характера, я начисто забыл о механической части актерской работы, которая предполагает заучивание наизусть больших массивов текста.