Именно такой наша дочь в итоге и стала. Тейлор киноактриса, и, слава богу, хорошая. Она ежедневно совершенствует свое мастерство. Недавно в ее только начинающейся кинокарьере случился серьезный прорыв – Тейлор взяли на одну из двух главных ролей в телесериал. Только ее скромность и нежелание вторгаться в ее частную жизнь не позволяют мне продолжить это отцовское хвастовство. Тейлор прекрасно понимает, что доставшаяся ей роль – это всего лишь одна работа. Хотя речь и идет о телешоу, базирующемся на качественном сценарии, успех сериалу никто не гарантирует. И то, что она отчетливо осознает это, заставляет меня гордиться дочерью еще больше. Даже узнав, что ее взяли на роль, Тейлор до последнего момента не бросала ту работу, которая до этого поддерживала ее на плаву. Вот такая у меня дочь.
Мы часто говорим с ней о тонкостях актерского мастерства, сюжетах и сценариях, но крайне редко обсуждаем работы друг друга. Моя главная роль – это роль отца Тейлор, а не ее преподавателя. Все, к чему я стремлюсь, – это поддержать в ней любовь к профессии. Так что, беседуя на профессиональные темы, мы с ней обычно обсуждаем игру других – причем в основном достоинства.
Я убежден, что те мои представления о жизни, которыми я делился и делюсь с дочерью, могут быть применены и в актерской профессии. Например, я всегда поощрял Тейлор к путешествиям, внушая ей, что иногда человеку очень полезно бывает оказаться в ситуации, когда он не знает точно, где находится. Заблудиться, а затем найти дорогу – это действительно здорово. Подобные ситуации дают почувствовать уверенность в себе. Разумеется, это вовсе не значит, что я хочу, чтобы моя дочь подвергалась опасности. Но потерять дорогу иной раз в самом деле не мешает. И чувство страха – штука далеко не бесполезная. Когда человек испытывает страх, это зачастую говорит о том, что он делает что-то стоящее. Скажем, если я раздумываю, брать ли мне ту или иную роль, и чувствую, что начинаю нервничать, – это нередко свидетельствует о том, что я на пороге чего-то важного и интересного.
Отцовство стало для меня такой ролью.
И это, поверьте, моя любимая роль.
ЛБД
Мне нужно было сделать так, чтобы Уолтер Уайт во мне умер.
Я решил, что самым верным способом этого добиться стало бы попадание в другую среду – а именно переход со съемочной площадки телесериала на театральную сцену. Я позвонил моим агентам в Нью-Йорк, чтобы они подыскали мне роль в каком-нибудь спектакле. Один из них перезвонил мне в тот же день.
– Я нашел то, что требуется, Брайан. Герой по характеру похож на Уолтера Уайта, только в театральном варианте. Но сам персонаж совсем другой. Вроде короля Лира.
Оказалось, что мне предстоит сыграть тридцать шестого президента США Линдона Бэйнса Джонсона. Пьеса называлась «От начала и до конца». Большая роль, а значит – большой риск. Продолжительность спектакля составляла почти три часа, и все это время я практически беспрерывно должен был находиться на сцене. На короткие передышки за кулисами приходилось не более пятнадцати минут. Разумеется, играть такую неординарную личность, как Линдон Джонсон, непросто. ЛБД был человеком блестящего ума, неугомонным, амбициозным – и в то же время неуверенным в себе, довольно жестоким, а в какие-то моменты смешным и даже немного наивным. Эта работа могла стать настоящим актерским шедевром – или, при неудачном исходе, большим провалом, вроде истории с ролью профессора Флипнудла, но уже на совершенно другом уровне.
Я прочитал пьесу, и одна сцена ближе к концу спектакля привлекла мое особое внимание. Я раздумывал над ней в течение нескольких дней. Ложась спать, Джонсон жалуется своему помощнику, говоря следующие слова: «Я искренне хочу объединить людей, но против меня выступают и южане, которые должны бы поддерживать меня, и северяне. Чернокожие тоже против меня. Да и пресса меня не любит. Если я завтра умру, во всей стране не найдется и десяти человек, которые прольют по этому поводу хотя бы слезинку».
Помощник, пытаясь утешить Джонсона, заявляет: «Но это неправда, господин президент».
«Черта с два это неправда, – резко бросает Джонсон. – Все против меня. Когда мой отец потерял все, те, кто раньше заискивал перед ним, стали обращаться с ним, как с собачьим дерьмом. Унижали его на публике. А моя мать? Она же его просто со свету сживала. Именно это его и убило. Знаете что? Люди думают, что мне нужна власть. А мне на самом деле нужно милосердие. Немножко любви – вот все, чего я хочу».
В этих словах я почувствовал настоящую боль человека – за унижения, которым подвергали его отца бывшие друзья, за холодное презрение к нему жены. Я вполне мог представить себе состояние души Джонсона, его переживания и понял, что смогу должным образом передать всю его уязвимость. Это был ключ к пониманию образа ЛБД и всего, что он делал, всех его достоинств и недостатков.