Жизнь Шаляпина. Триумф

«На другой день мы узнали, – вспоминал дирижер Даниил По-хитонов, – что Направник вообще отказался от дирижирования этой оперой. Таким образом, дирижером «Хованщины» стал Коутс, предложивший мне быть его заместителем, на что я с радостью согласился. Что заставило Направника решиться на такой шаг? В театре об этом никто не знал, и можно было только строить те или иные догадки. Мне думается, причина отказа заключалась в том, что Направник не счел для себя удобным подчиняться Шаляпину, который полновластно распоряжался буквально всем – темпами, паузами и нюансами. Разумеется, Шаляпину тоже было легче и приятней работать с молодым, темпераментным Коутсом, выполнявшим все его указания и требования».

А может, Эдуард Францевич вспомнил грустный факт в своей биографии – свое упорное нежелание способствовать постановке «Хованщины» в «Русской опере»? Вспомнил, что именно он председательствовал на заседании оперного комитета в апреле 1883 года, когда большинством голосов «Хованщина» была отвергнута и забракована им к постановке… Только Римский-Корса-ков и Кюи были за постановку оперы, девять же членов, в том числе и Направник, были против… Писала ему в то время Людмила Ивановна Шестакова, уговаривала, но был твердо уверен, что опера осуждена на неуспех… Кто знает…

Сколько уж раз выходил Шаляпин на сцену, чтобы играть и петь ту или иную роль… не сосчитать… А и на этот раз – боязно. Вроде бы много труда вложил он в эту роль, знает каждую ноту и каждое движение на сцене не только своего Досифея, но и всей оперы в целом. Сложность его душевного состояния была еще и в том, что все эти недавние режиссерские муки происходили в Питере, вдали от дома, от привычной семейной жизни, где можно было даже чуточку покапризничать в день выступления. В Питере же была какая-то неопределенность… Мария Валентиновна и малышка Марфинька – это тоже было нечто вроде второй семьи, он часто у них бывал, радовался их счастью, охотно разговаривал с ее детьми от первого мужа, но все это было словно ворованное счастье: эту сторону своей жизни Шаляпин пытался тщательно скрывать от любопытных глаз и недоброжелательных разговоров. Его пугала сама возможность предстоящих объяснений с Иолой Игнатьевной… Но Мария Валентиновна опять беременна, второй ребенок от нее – неизбежность… Хорошо было Мусоргскому, он не знал этих катастрофических противоречий, душевных раздоров и мук…

7 ноября 1911 года – в Мариинском театре премьера «Хованщины», а Федор Шаляпин беспокойно мечется по своему номеру в гостинице, где он скрывался для того, чтобы сосредоточиться перед выступлением, которого он так долго ждал, а теперь боится провала: а вдруг будет скучно избалованному зрителю.

Шаляпин подошел к столу, взял книжку с письмами Мусоргского, перелистывая ее страницы… Как странно, дико все это читать… Оказывается, Мусоргский служил младшим столоначальником в лесном департаменте и не мог полностью отдаться своему предназначению в жизни. Он осознавал ненужность своего труда по лесной части, кто-то другой делал бы это дело лучше его, уставал жестоко на службе, порой ему приходилось работать без помощников, а в свободное время – творить, сочинять «Бориса Годунова», «Хованщину», «Сорочинскую ярмарку», десятки песен и романсов… А как он хотел поехать вместе со Стасовым на свидание к Листу, которому передали произведения Римского-Корсакова, Кюи, Бородина… С каким интересом великий маэстро их проиграл в присутствии высоких ценителей, все время отпуская одобрительные междометия. В полный восторг Лист пришел, играя «Детскую» Мусоргского. Так что визит Мусоргского к Листу Стасовым был хорошо подготовлен. Стасов на все был готов: дать денег взаймы, упросить грозное начальство, но все оказалось напрасно… «Упускать же нам Листа – грех непростительный», – но Мусоргскому не удалось организовать эту поездку, а потом долго сожалел, особенно после того, как узнал о высокой оценке своего творчества Листом. Может, он опасался непризнания своих новаторских исканий? При его обостренном самолюбии это вполне возможно, он, даже создав «Бориса Годунова» и «Хованщину», создав множество новаторских песен и романсов, все еще не был уверен в содеянном и звал себя к новому музыкальному труду, к широкой музыкальной работе, все дальше и дальше – в путь добрый, «с большим рвением к новым берегам пока безбрежного искусства»: «Искать этих берегов, искать без устали, без страха и смущения и твердою ногою стать на земле обетованной, – вот великая увлекательная задача!» Стоило ему оставить будничный чиновничий труд и на месяц отправиться в турне по югу России с замечательной певицей Дарьей Михайловной Леоновой, как перед ним сразу же открылись творческие дали, которые он не мог разглядеть за ворохом житейской суеты, захваченный повседневными делами. В этой поездке, услышав исполнение Леоновой его Марфы, он, может, впервые понял, что не напрасны его труды: зрители принимают его творения.