Жизнь Шаляпина. Триумф

– Ну вот, ты извини, Антон, и ты говоришь о свободе личности и неприкосновенности жилища… Кто ж против этих слов и положений? Царь, император российский, гарантирует вам эту неприкосновенность. Но мы все должны усвоить одну абсолютную истину: художник не должен заниматься политикой. Да и поп Гапон предполагал заниматься сначала религиозно-нравствен-ной пропагандой, ведь «Собрание русских фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга» было учреждено для трезвого и разумного препровождения членами Собрания свободного от работ времени с действительной для них пользой, как в духовно-нравственном, так и в материальном отношении; для возбуждения и укрепления среди рабочих русского национального самосознания; для того, чтобы в рамках законности и правопорядка улучшать условия своего труда и повышать уровень своей культуры. И поначалу действительно устраивали читальни, концерты, вечеринки, лекции, возникали кассы взаимопомощи, похоронные кассы, открывались потребительские лавки и чайные. Разве это плохо? Такие общества удовлетворяли насущные нужды рабочего люда. И в таких обществах сразу пошло на убыль влияние подпольных противоправительственных организаций. Никто и не думал вести борьбу против царя… Эти рабочие лучше стали работать, больше получать, а значит, улучшились и жилищные условия… Но революционным бесам это не понравилось, всеми средствами они подталкивали рабочих к насильственному изменению государственного строя, подталкивали к революционному свержению самодержавия, традиционной формы правления в России…

– Выходит, Константин Алексеевич, ты поддерживаешь грозное всероссийское «молчать!», драконовы законы и полную беспощадность цензуры во всех областях нашей жизни. Ты знаешь, что при отборе экспонентов на декабрьскую выставку прошлого года забраковали несколько картин, потому что нашли «вредными по тенденциозности их содержания». А сколько картин не было допущено до выставок!.. И вот теперь мы ходим по выставкам, где собраны картины 60 —80-х годов прошлого столетия, и видим, что нет здесь ни «красивых художников», ни дерзких проповедников, так, ни рыба ни мясо, как говорится, все они искалечены цензурным гнетом, лишь изредка показывали правительству кукиш в кармане. Нет, нужно бороться против предварительной и карательной цензуры, против административно-полицейского вмешательства в область искусства. А если писатель, художник, издатель, устроитель, предприниматель совершает какие-то преступления или проступки, то он должен нести исключительно судебную ответственность по закону. Вот так!

– Ты, Антон, совершенно прав, даже мне приходится согласовывать мой репертуар с полицейскими чинами города, где я гастролирую, – сказал Шаляпин, воспользовавшись паузой. – Как-то не успели подготовить афиши предстоящего моего концерта, поехал к чиновнику, от которого зависело, состоится концерт или нет. Велят подождать, а у меня времени нет ждать-то. Оказывается, этот чин в ванне сидит. Ну и что? Пошел в ванную, лежит этакий боров… Познакомились, выпили по рюмке водки, и он, после этого душевного свидания, милостиво разрешил публикацию афиши, а значит, и концерта…

– О Господи! И ты видишь в этом происки императора Николая Второго? А не понимаешь, что это просто твоя рас ейская беззаботность… – агрессивно вел спор Константин Коровин. – Вот ты вышел на сцену… Кто мешает тебе творить так, как подсказывает тебе твой талант? Разве ты не свободный художник, не свободный творец образов Бориса Годунова, Ивана Грозного, Мефистофеля? Скажи мне! А ты в том письме жалуешься, что ты не свободен…

– Может, действительно ошибся я, Костенька, что подписал тот манифест, но уж очень уговаривал меня Гольденвейзер подписать его. Да и слова там были подходящие, соответствуют моему духу: «Жизненно только свободное искусство, радостно только свободное творчество».

– Ну и твори! Кто тебе мешает? Кто? Теляковский? Министр двора? Николай Второй? Скажи мне… Твое внутреннее самоопределение художника ничем не ограничено, ты свободен на сцене, как и я свободен, когда беру кисти в руки и вижу чистое полотно перед собой… Или напомню вам недавний эпизод из петербургской жизни… Разбушевались студенты Петербургской консерватории, Римский-Корсаков поддержал их, его отправили в отставку… Все это я, как вы сами понимаете, осуждаю, как и вы, вижу по вашим глазам. Но… В этом «но» и заключается суть моих размышлений о текущем моменте, как говорится… Что же дальше произошло?