Рабочие просили, чтобы хозяева вместе с ними обсуждали их нужды. Уменьшили рабочий день до восьми часов, повысили цену за рабочий день, отменили сверхурочные работы, лечили внимательно и «без оскорблений»… «Все оказалось, по мнению наших хозяев и фабрично-заводской администрации, противозаконно, всякая наша просьба – преступление, а наше желание улучшить наше положение – дерзость, оскорбительная для них. Нас поработили, и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии. Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку… Весь народ, рабочие и крестьяне, отдан на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее позорную войну, все дальше и дальше ведет Россию к гибели… Разве это согласно с Божьими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть, умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты – эксплуататоры рабочего класса и чиновники-казнокрады, грабители русского народа… Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбросить с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой…»
Затем следовали конкретные требования рабочих, которые существенно ограничивали не только самодержавное правление, но и права заводчиков и фабрикантов.
Вскоре стало ясно, что правительство удовлетворить требования рабочих не может. Николай Второй, зная о готовящейся демонстрации рабочих во главе с Гапоном, ничего не сделал, чтобы предотвратить этот поход рабочих к Зимнему, министры распорядились усилить гарнизон войсками из окрестностей Петербурга.
Сто пятьдесят тысяч рабочих из одиннадцати мест двинулись к Зимнему. Рабочие Путиловского завода во главе с членами организованного жандармами Общества русских рабочих шли с церковными хоругвями, с портретами царя и царицы, впереди них шествовал с крестом в руке священник Гапон. У Нарвской заставы их встретили войска, рабочие не подчинились приказу остановиться и продолжали свое шествие; раздались залпы; сначала думали, что стреляют холостыми, но люди от этих выстрелов валились на землю; и тогда побежали, а солдаты продолжали стрелять…
«Гапон каким-то чудом остался жив, лежит у меня и спит. Он теперь говорит, что царя больше нет, нет Бога и Церкви, в этом смысле он говорил только сейчас в одном собрании публично и – также пишет. Это человек страшной власти среди путиловских рабочих, у него под рукой свыше десяти тысяч людей, верующих в него, как в святого. Он и сам веровал до сего дня – но его веру расстреляли. Его будущее – у него в будущем несколько дней жизни только, ибо его ищут, – рисуется мне страшно интересным и значительным – он поворотит рабочих на настоящую дорогу», – писал Горький, очевидец событий, Екатерине Пешковой 9 января 1905 года. И продолжал: «Рабочие проявляли сегодня много героизма, но это пока еще героизм жертв. Они становились под ружья, раскрывали грудь и кричали: «Пали! Все равно – жить нельзя!» В них палили, бастует всё, кроме конок, булочных и электрической станции, которая охраняется войсками. Но вся Петербургская сторона во мраке – перерезаны провода. Настроение – растет, престиж царя здесь убит – вот значение дня».
Через несколько дней Николай Второй принял делегацию от больших фабрик и заводов и сказал представителям рабочих и администрации:
– Приглашая вас идти подавать мне прошение о нуждах ваших, они, изменники и враги нашей родины, поднимали на бунт против меня и моего правительства, насильно отрывая вас от честного труда в такое время, когда все истинно русские люди должны дружно и не покладая рук работать на одоление нашего упорного внешнего врага.
Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы.
Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливым и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах – преступно…
Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их мне, а потому прощаю им вину их…
Много было толков об этой встрече царя Николая Второго с трудовым людом, много писали в западных и российских газетах, и Шаляпин из своего гастрольного далека пытался разобраться в своих чувствах, сложных и противоречивых.