Жизнь после "Жары"

— Ничего, — коротко выдохнула Олива, ёжась под пристальным взглядом Ярпена.

— А почему не отвечаешь?

— Ты же спать собирался...

— Да вот, не спится чего-то. Разволновался...

— Так может тогда мы... встретимся?.. — робко прошептала Олива.

— Нет, мелкий, я тут решил ещё поработать...

— Понятно. Пока, — сказала она и нажала на отбой.

На следующий день погода выдалась пасмурная, и Никки объявила для всех банный день. С утра мылись, стирались, меняли постельное бельё. Олива провела в ванной два часа, дважды намылив голову и тело и трижды вычистив зубы. Все прекрасно понимали, для кого она так намывается, также понимали, что зря она это делает, и друзьям всё это наблюдать было грустно и больно.

Между тем, стрелки часов незаметно подбирались к пяти. Оливу охватило волнение. Она подошла к зеркалу и стала собираться...

У Оливы в глазах стояли слёзы, когда она их красила. Минута — и они ручьём потекли на щёки, смазали тушь и пудру. Не смей реветь, ты сейчас не должна реветь, убеждала она себя, ты должна выглядеть так хорошо как никогда. И всё-таки Олива не могла заставить себя перестать реветь, ибо тому, для кого она так тщательно наряжалась, было всё равно. Она знала, что Салтыков не позвонит.

Четыре. Полпятого. Без двадцати пять.

Он не позвонил.

Олива не выдержала и написала ему эсэмэску: «Ты где?»

Ответа не последовало.

— Куда ты собираешься, Олив? — спросил её Ярпен, подходя к зеркалу сзади.

Она ничего не ответила и яростно вонзила расчёску в свои пышные кудри.

— Олив, — он взял её за руку, — Давай сядем и поговорим.

Она послушно села на кушетку рядом с Ярпеном.

— Ты собираешься к нему, я знаю, — сказал Ярпен, глядя ей в глаза, — Олив. Я знаю, это тяжело. Но ты не должна…

— Позволь мне самой решать, что я должна и чего не должна! — Олива резко вырвала у него свою руку и отвернулась, едва сдерживая слёзы.

— Олив, но ты же видишь, он тебе не звонит…

— И что? Я всё равно с ним встречусь! Я должна поставить точку, наконец!

— Вот это правильно, — одобрил Ярпен, — Точку надо поставить. Но — именно точку, а не запятую. Ты понимаешь, о чём я.

— И куда ты сейчас пойдёшь? — Никки выглянула из спальни, — Опять будешь стеречь его возле работы? Оля, это неразумно…

— Чего вы её держите? Пусть идёт, если хочет, — вмешался Кузька, — Нравится ей унижаться — пусть унижается. Иди, Олив.

Олива проигнорировала выпад Кузьки и, накинув куртку, выбежала из квартиры.

— Я пойду с ней, — сказал Ярпен и тоже вышел, захлопнув дверь.

Глава 57

На улице моросил дождь. Олива, держась за руку Ярпена, стремительно тащила его вперёд по лужам, туда, где белым сахарным куском мелькала за кронами деревьев высотка. По мере того, как путники приближались к этой высотке, Олива всё более и более ускоряла свой шаг, пока, наконец, не сорвалась на бег.

— Сколько времени? — запыхавшись, спросила она у Ярпена и вихрем влетела в подъезд высотки.

— Двадцать пять минут.

— Какого?

— Шестого.

— Успели… Слава Богу… — облегчённо выдохнула она и прислонилась спиной к колонне вестибюля.

Ровно в половине шестого из высотки потекли потоки служащих. Салтыкова среди них не было.

Полшестого. Без двадцати шесть. Семь. Семь пятнадцать.

Салтыков из высотки не вышел.

— Может, он ушёл раньше? — высказал соображение Ярпен.

— Хз, может и ушёл…

— Тогда что мы здесь стоим?

— Пошли к нему домой.

По дороге Олива не выдержала, взяла у Ярпена телефон и позвонила Салтыкову сама. Она знала, что с её номера он не поднимет трубку.

С номера Ярпена он взял.

— Где ты сейчас? — сдавленно спросила Олива.

— Мелкий, я... это... на работе...

— Я была на твоей работе — тебя там нет.

— Так это... я не на своей работе... я там... на другой фирме...

— Когда ты будешь дома?

— Не знаю, мелкий... Как освобожусь — позвоню...

— Хорошо.

Через десять минут он позвонил. Олива уже сидела вместе с Ярпеном у двери его квартиры.

— Мелкий, ты где?

— В твоём подъезде...

— Выходи во двор, мелкий.

Олива выбежала во двор. Через некоторое время и Салтыков подошёл к скамейке. Не обняв и не поцеловав Оливу, даже не глядя в её сторону, сел и нервно закурил.

— Смотри-ка, Ярпен за гаражами прячется — сказал Салтыков, — Думает, его никто не видит...

Олива молча сидела и боролась со слезами. Чужой... совсем чужой...

От Ярпена пришла эсэмэска: «Олива, ты дура, если сейчас не уйдёшь. Ради вас уходи».

— Друзья не хотят, чтобы я виделась с тобою, — нарушила молчание Олива, — Они говорят, что ты не любишь меня.

— А им-то какое дело? — нехотя произнёс Салтыков.

— Они говорят, что со стороны это очень видно...

— Олив, поступай как знаешь. Я не буду тебя удерживать.

— Но я люблю тебя! — горячо воскликнула она, — Я пришла только поэтому. Неужели ты не видишь?!

Он молча курил.

— Знаешь, я вот сижу рядом с тобой, и мне холодно, — сказала Олива, глотая слёзы, — И не потому что на улице холодно, а потому что я не чувствую тепла от тебя...

Салтыков молчал.