Жизнь после Жары (СИ)

Майкл, с оттенком жалости и неверия в искренность Салтыкова, молча слушал и наблюдал. Салтыков, видимо, спинным мозгом почувствовав, что страдания его неубедительны для зрителя и даже несколько смешны, мгновенно прекратил истерику.  

— Делать-то чё теперь, а, Майкл?  

— Да шо тут тепехь сделаешь… — вздохнул тот в ответ.  

Глава 10

Архангельск, как известно, город не такой уж и большой. Даже, откровенно говоря, совсем небольшой. Хотя, как показывает практика, величина города далеко не всегда бывает гарантией того, что в нём можно затеряться, раствориться, скрыться с людских глаз. Ведь даже в таком мегаполисе как Москва Оливе не удавалось этого сделать. А про Архангельск-то и говорить нечего.  

По иронии судьбы так получилось, что последний раз Оливу, бредущую от ж/д в направлении Лампового завода, видел Паха Мочалыч, который в это время находился на платформе ж/д вокзала. Он стоял на перроне и курил в ожидании поезда, когда вдруг краем глаза увидел странно знакомую маленькую фигурку девушки, которая, сгорбившись и шаркая ногами, как старуха, брела через железнодорожные пути на ту сторону, где располагался лишь пустырь и вдалеке заброшенное здание Лампового завода. Он прищурился и угадал в этой сутулой, пьяно шатающейся и спотыкающейся фигуре в расстёгнутой куртке — Оливу.  

«Вот так компот… — невольно присвистнул он, — Бухая, что ли, в натуре… А интересно — зачем ей пустырь-то понадобился?.. Зимой, тем более — там же снега по пояс… Странно всё это как-то — надо бы проследить...»  

И он, внимательно наблюдая за удаляющейся спиной Оливы, отошёл к самому краю платформы — но тут, как назло, как раз подали поезд, и он загородил от Павли вид на пустырь по ту сторону путей.  

«А вот будет прикол, если она туда пошла того… Узнала всё как есть, про Салта и Янку — и решила скопытиться… — думал Павля, уже сидя в своём вагоне, — Стопудово, она туда за этим и попёрлась — больше не за чем...»  

Мысли его окончательно подтвердил позвонивший ему на мобильник Кузька.  

— Слушай, Пах, ты по движку-то договорился? — с ходу приступил он сразу «к делу».  

— По какому движку? — не понял тот.  

— Здрасьте! По какому — да по агтустудовскому! С Невзоровым говорил или нет?  

— А чё, я, что ли, должен был? У меня, между прочим, и так дел до кучи. И вообще, я не в городе щас...  

— А где?  

— Да так, в поезде еду. Надо там, в Пинегу по работе… — отмахнулся Павля, — Слышь, Кузьмич, я тут такое видел… Чё? Связь плохая, щас оборваться может… Говорю, Оливу на ж/д путях видел! Она, кажется, того!  

— В смысле — «того»? — понизил голос Кузька.  

— Ну ты чё, не понял, что ли? Из-за Салта...  

— Ёк-макарёк! А я с ней где-то два часа назад разговаривал!  

— Ну вот! А я только что на путях её видел!  

— Ни хуя себе струя! Дак, а она чё, под поезд, что ли, как эта...  

Связь оборвалась. На дисплее пропали все палки и высветилось «нет связи». Поезд, мерно поколыхиваясь вагонами, пополз по безынтернетной зоне поморской тундры.  

Глава 11

Надо ли говорить, что буквально через полчаса об этом уже знали все, кому надо и не надо. Реагировали каждый по-своему: кто-то фыркал и крутил пальцем у виска, говоря «сама виновата» и «ну, психичка, что с неё возьмёшь». Кто-то, наоборот, нарочито ахал и сочувствовал. Кто-то искал «пруфы»: лазил на сайт мэрии Архангельска в поисках горячих новостей, ведь такие вещи, как правило, быстро становятся достоянием общественности. Но ничего такого в новостях не появлялось; однако, несмотря на это, люди почему-то не спешили признаваться даже самим себе, что это может быть фейк. Затаённая гнильца в глубинах душ первобытно жаждала кровавых зрелищ, что в заплесневелой рутине и скуке провинциального городка ощущалось особенно остро. Естественно, никто ни за какие коврижки бы это не озвучил, поэтому в большинстве своём народ просто тихо выжидал и ничего не предпринимал, продолжая, в общем-то, жить своей жизнью. И даже Салтыков, больше для проформы погоревав один вечер, на следующий же день даже с каким-то внутренним облегчением вернулся в свою колею. 

А Олива, нисколько не подозревая, что её уже успели и похоронить, и помянуть как безвременно усопшую, в это время лежала рядом с Никки в её спальне.  

— Странно как-то... — усмехнулась Олива, глядя в усыпанный звёздами потолок, — Мы ведь с тобой врагами были. А ты меня спасла. И щас вот лежим в одной постели, как ни в чём не бывало...  

— Да-а, — протянула Никки в ответ, — Кто бы мог подумать, что так всё обернётся... Но что ты собираешься делать дальше?  

Олива помолчала.  

— Не знаю... Подожду, вдруг Салтыков ещё объявится...  

— Оля, он не объявится. А даже если и объявится — зачем он тебе после всего, что он сделал? Надо забыть его и жить дальше...  

— Не могу я его забыть! — у Оливы на глаза навернулись слёзы, — Как ты не понимаешь, что без него у меня вся жизнь теряет смысл! Что я без него буду делать?..  

— А с ним что? Продолжать терпеть унижения и закрывать глаза на то, что он тебя не любит?