— Послушай меня. Если эти духи в процессе странствий встретят тело, близкое им по своим свойствам и магнитному полю, они могут принять сигнал. Тогда говорят, что в кого-то вселился дух умершего. А медиум — этот тот, кто может подстраивать свое личное магнитное поле к духам умерших, находящихся поблизости. У духов умерших есть своя система памяти магнитного поля, там точно так же, как в записи на магнитофонной ленте, с помощью электромагнитных волн отражается мозг реципиента. Медиум в этот момент словно мост, он может проявить воспоминания души умершего до ее перерождения. Его радости и печали, любимые занятия, привычный образ мышления — все может подействовать на мозг медиума. Так происходит так называемый диалог между мертвыми и живыми. Я слышал, что с недавних пор в похоронном бизнесе Юго-Восточной Азии процветает один ритуал. Там многие медиумы занимаются тем, что помогают родным понять последнюю волю усопшего. Я хочу отправиться туда и снять их. Пошагово, все от начала до конца — может, тогда пойму, в чем дело.
Я сглотнул слюну, ощутив необъяснимое волнение. Но все-таки сдержанно спросил:
— А это не опасно?
Лао Кай рассмеялся:
— В худшем случае дух может вселиться в тело. Ты такой крепкий, велика сила отталкивания чужого магнитного поля, полагаю, никто не посмеет попытаться в тебя вселиться. А если кто-то действительно посмеет пошутить, выудим у него ПИН-код его кредитной карты.
Я тоже улыбнулся:
— Если вы на такое способны, вам следовало бы выудить ПИН-код своей тещи.
Лао Кай с презрением ответил:
— Ее наследство шурины давно пустили по ветру. Если уж говорить об организации похорон, я немало потратил сам.
Мы оба расхохотались. Под этот смех, можно сказать, и заключили сделку.
День, когда я прибыл во Вьетнам, был не очень удачным. В аэропорту Ханоя внезапно отключили электричество. За всю мою жизнь я впервые столкнулся с такой ерундой, как обесточивание аэропорта, — считай, обогатил свой опыт. В кромешной темноте какой-то мужчина произнес женоподобным голосом: «Немедленно остановить все таможенные процедуры вплоть до восстановления электроснабжения».
Я, стоя впотьмах, нахмурил брови и воскликнул:
— Нечистая сила!
И тут же услышал, как стоящий за мной Лао Кай сухо заметил:
— Кто его знает, может, и впрямь нечистая сила балуется.
У меня сердце похолодело. Я сказал:
— У кого что болит…
— В месте сбора духов умерших электромагнитное поле слишком сильное, — сказал Лао Кай. — В Америке в штате Айдахо был молокозавод, где постоянно вырубалось электричество. Потом обнаружили, что на этом месте раньше произошел взрыв, погибло много людей. Позднее они подвели ток высокого напряжения, прошло полных два часа после подключения, и на этом заводе все стихло. Я слышал, что на месте ханойского аэропорта раньше погибло немало вьетконговцев[11].
Я сказал:
— Хватит, перестань.
Тут включили электричество. Все вокруг залило светом.
В Ханое уже несколько дней было пасмурно, шли затяжные дожди, над Хоанкьем — озером Возвращенного Меча стоял туман.
Я спросил Лао Кая:
— Когда начнем работать?
— Не торопись. — ответил он.
Я улыбнулся: раз ты не торопишься, и мне некуда торопиться. Еда есть, жилье есть, считай, в отпуске.
Я один отправился в город прогуляться. Гулял, пока не спустились сумерки, сел в придорожной палатке, съел миску лапши с говядиной и заказал еще французский багет. Багет оказался неплохим на вкус, дешево и сердито. Кто сказал, что при колониализме все было дрянь? Если бы не французская колонизация, куда податься простому человеку вроде меня за таким дешевым багетом? Перекусив, пошел дальше гулять, от Весеннего рынка дошел прямо до Старого квартала «36 улиц». Купил много засахаренных фруктов, ел их по пути. «36 улиц» — очень интересный район, здесь собраны все гильдии ремесленников. Тут всё вместе: кухонная посуда, зонты, ткани. Есть одна улица, где повсюду продаются почетные знамена, сплошь социалистический пейзаж.
Я свернул в переулок, в котором торговали одеждой в национальном стиле. Я знал, что большинство населения Вьетнама — вьеты. Женщины у них одеваются строго и элегантно, но лица простоваты. Я прошел мимо входа в маленькую лавку, на фасаде которой, однако, висело несколько комплектов яркой одежды. Я зашел внутрь, там сидела старушка. Увидев меня, она никак не прореагировала, продолжив жевать бетель. Я, перебирая, разглядывал одежду, заметил ярко-синий атласный халат и спросил старушку, сколько стоит. Она бросила на меня взгляд, поднялась и, не разгибая старческой спины, начала мне говорить что-то непонятное. Она шамкала ртом с почерневшими от бетеля зубами. На меня накатила тошнота, но я все же с улыбкой переспросил ее еще раз, по-английски. Она недоуменно взглянула на меня и вдруг заслонилась рукой, сказав: «No!»