В цех привезли большие фланцы с внутренней резьбой 120×1,5 и 140×2. Под них надо было нарезать резьбу на довольно больших валах. Эти валы поручили изготовить пожилому опытному токарю. Токарь выточил их, подготовил под резьбу и остановил работу. В цехе имелись сравнительно небольшие станки, на которых можно было нарезать резьбу, но валы на них не помещались. А на больших станках, где эти валы обтачивались, не было ходовых винтов — это были старые токарные станки со ступенчатым шкивом и плоской станиной. Что делать: валы выточены, а резьбу нарезать негде! Пришел дядя Володя.
— Ну что остановились? — спросил он у токарей, столпившихся у большого станка, на котором был установлен вал.
— Негде резьбу нарезать, придется валы отправлять на другой завод, — ответил пожилой токарь, хозяин станка.
Дядя Володя с минуту постоял в раздумье, потом быстро снял пиджак, закатал рукава белой рубашки и сказал токарю:
— Дай-ка резьбовой резец.
Тот удивленно посмотрел на мастера и подал ему резец. Дядя Володя осмотрел инструмент, остался доволен, взял ключ и стал устанавливать резец на суппорт. Мы все с недоумением смотрели на него.
«Что он хочет делать? — мелькнула мысль. — Неужели он не видит, что станок без ходового винта и без шестерен? На нем не нарежет резьбу сам господь бог». То же думали, наверно, и другие токари, стоявшие вокруг станка. Однако то, что не смог бы сделать «господь бог», сделал дядя Володя. Даже теперь, когда я познал почти все тайны образования любых резьб, работа дяди Володи, кажется мне каким-то фокусом. Он включил станок на небольшое число оборотов, снял фаску резьбовым резцом и спросил у хозяина станка:
— Здесь какая должна быть резьба?
— С шагом два, — сказал токарь.
Дядя Володя подвел резец поближе к фаске и весь как-то собрался, стал внимательно-напряженным.
На какие-то секунды он замер, а потом уверенно повел резец маховичком суппорта вдоль вращающегося вала. На валу обозначилась резьбовая канавка. Быстро выхватив резец ручкой поперечного суппорта, он отвел его назад в исходное положение, снова подал резец к валу, прицеливаясь, секунду помедлил, снова повел резец уже по резьбовой канавке.
Так он проделал четыре или пять проходов и остановил станок. Отодвинул заднюю бабку и… легко навернул фланец на резьбу вала!
Мы все стояли, открыв рты от изумления. Дядя Володя выпрямился, чуть смущенно сказал:
— Фу, черт, даже пот прошиб — давно не работал! Давай следующий вал устанавливай, — скомандовал он и вытер руки концами.
Так он нарезал резьбу на всех валах. Уходя, дядя Володя похлопал по плечу пожилого токаря и сказал:
— Ну вот и вся работа. А ты — «на другой завод отправлять»! Не такие задачки решали!
После этого случая я понял, как бывает обманчива внешность человека. Сейчас, когда довелось побывать на очень многих заводах по всей нашей стране, я могу твердо сказать, что многие нынешние мастера на заводах совсем не похожи на мастеров 30-х годов.
Могут возразить: дескать, пожилые люди всегда говорят, что в дни их юности все было лучше, чем теперь. Но дело не в этом. Сейчас мастером назначают обычно человека, окончившего какой-нибудь техникум или учащегося в техникуме. По существу, о подлинном мастерстве такого мастера нельзя и говорить. Его обязанности сводятся к выдаче нарядов, подсчету часов и рублей, к наблюдению за выполнением плана участка. Короче говоря, мастер сейчас — это чаще всего в основном конторщик с дипломом, который не в состоянии помочь квалифицированному станочнику, если у того не получается сложная работа.
Мастера, под руководством которых мне пришлось работать в начале трудового пути, были иные. Это были рабочие высшей квалификации, «короли» своей профессии, которые хотя и оставили свой станок для административной работы, но никогда не забывали своего искусства и всегда готовы были помочь самому квалифицированному рабочему, если у того не ладилась даже очень сложная работа.
В то время для мастера было вовсе не обязательно иметь диплом об окончании какого-нибудь техникума. Обязательно было одно — быть настоящим мастером своего дела. В наше время такой мастер, вероятно, запутался бы в новой технике.
На этом заводе я проработал недолго, скоро «заскучал» здесь, почувствовал, что как инструментальщик я тут не вырасту.
Как-то осенью ко мне зашел старый приятель Иван Круглов. После «Красного Октября» он устроился на опытный завод Института телемеханики и телевидения, ныне ВНИИ телевидения. В то время эти названия были настолько новы и удивительны, что в ходе одного разговора моя судьба была решена.
Светлое стеклянное здание завода было только что выстроено в сосновом лесу. Место это так и называлось — Сосновка. Это был настоящий храм науки и современной техники. Все здесь было необыкновенно, таинственно, чисто, тихо и как-то торжественно. Но рабочие на заводе были, как и везде, общительные, веселые и, конечно, очень квалифицированные — не было ни одного станочника ниже 5-го разряда.