Нет ничего невозможного, верь всегда и надейся:
Богу легко и возможно сделать все, что захочет.
(140) Вера в предание у них такова, что они думают, что первый, кто изрек это, был не простой человек, но бог. И одна из акусмат звучит так: «Кто ты, Пифагор?» Ответ: «Аполлон Гиперборейский». Доказательством этому служит то, что Пифагор, присутствуя на состязаниях, когда вставал, приоткрыл золотое бедро, и то, что он взял у Абарида Гиперборейского дары и стрелу, которой тот умел пользоваться. (141) Говорят, что Абарид пришел из страны гипербореев, собирая золото для храма и предсказывая мор. Останавливался он в святилищах, и никто не видел, чтобы он пил и ел. Говорят, что в Лакедемоне он принес отворотные жертвы и поэтому в Лакедемоне с той поры никогда не было мора. И вот, взяв у этого Абарида золотую стрелу, без которой тот не мог находить дорогу, Пифагор сделал его своим другом. (142) А в Метапонте, когда какие-то люди хотели, чтобы им досталось то, что находилось на подплывавшем судне, Пифагор сказал: «Достанется вам мертвец». И оказалось, что судно действительно везло мертвеца. В Сибарисе Пифагор, взяв в руки большую ядовитую змею, затем отпустил ее, и точно так же в Тиррении он брал в руки маленькую змею, укус которой был смертелен. В Кротоне, как говорят, он гладил белого орла, и тот сидел спокойно. Когда кто-то захотел послушать его, он сказал, что не станет говорить, пока не появится какое-нибудь знамение, и после этого в Кавлонии появилась белая медведица. Человека, собирающегося сообщить ему о смерти сына, он опередил, сказав о ней сам. (143) Пифагор вспомнил о Миллии из Кротона, что тот прежде был Мидасом, сыном Гордия, и Миллий отправился на материк, чтобы совершить обряд на могиле, как велел Пифагор. Говорят, что он купил и место, где был дом Мидаса, и разрыл его, но никому не осмелился сказать о том, что видел. Кроме этого проступка, он совершил в Кротоне святотатство, был схвачен и казнен, ибо все видели, как он взял отвалившуюся от статуи золотую бороду. [96] Эти сведения достоверны, достоверны и другие в этом роде. Поскольку относительно Пифагора нет разноречий и невозможно, чтобы об одном человеке все говорили одинаково, полагают, что разумно воспринимать сказанное им как слова существа высшей природы, а не просто человека. Да и загадочное изречение указывает на это. (144) Ибо есть у пифагорейцев такое изречение:
Он – человек и птица, и нечто третье, другое.
Под третьим подразумевается именно Пифагор. Таков он был благодаря своему благочестию, и молва о нем соответствовала истине. К клятвам все пифагорейцы, помня наставления Пифагора: